Хотя с него не убудет. Потерпит разок, зато свалит сейчас побыстрее, а на завтра уже забудет. А у меня действительно освободится время и исчезнет одна из проблем — думать, что делать с тем, что этот идиот мне настолько нравится.

— Морель…

— Давай ты просто свалишь, а? Без всего вот этого вот. Я тебе вроде нормальным языком сказала, что у меня просто нет на это времени.

Я смотрела ему прямо в глаза. Меня корежило и от понимания, что я сейчас ни за что ни про что сорвалась на человека, который в общем-то был последнее время одним из немногих явлений моей жизни, которое приносила мне радость и удовольствие. И от того, что это же явление, не подозревая о том, тыкало в мои самые больные и незащищенные места. И от того, что мне не хотелось, чтобы он уходил. Хотелось другого, но это глупо и так не бывает. И я просто хочу остаться уже одна и поплакать.

И мне больно, больно, обидно, и больно.

Вив поднялся. Мучительно помедлил несколько секунд и свалил. Даже дверью не хлопнул.

Вив — послушный мальчик.

Вивьен

Дверью хлопнуть хотелось просто зверски.

И я не стал отказывать себе в удовольствии.

Дверь общежития правда на доводке хлопаться отказалась. Все женщины сегодня против меня.

Внутри кипело и булькало что-то, что мне сложно сейчас было оформить в слова, наверное, поэтому я и свалил, как того требовала Морель.

Чувство справедливости требовало вернуться и доскандалить.

Чувство самосохранения крутило пальцем у виска и предлагало подождать хотя бы, пока перебесится.

Обида поддакивала — да-да, пусть перебесится, а мы вернемся и выбесим ее обратно.

Нет, ну какого хрена?!

Я в принципе сразу заподозрил, что Морель сегодня не особенно в духе. Она выглядела уставшей и с рассеянным взглядом.

Но я ведь в этот раз не без приглашения заявился, верно?

И подумал, что раз встретиться она не против, то может быть, смогу поднять ей настроение.

Учеба не клеилась и мне ее было откровенно жалко. И хотелось по-человечески спросить, что случилось, но наши договорные отношения, по поводу которых у Морель был пунктик, этого вроде как не предполагали.

Предложить отвлечься и даже, может, выбраться из четырех стен, пока Кэсс в них совсем не зачахла, показалось мне хорошей идеей.

Прекрасной, да.

Просто гениальной!

Нет, ну настолько незаслуженно на меня в этой жизни еще не орали.

Хотя она не то, чтобы орала…

Но…

Я нецензурно булькал внутрь себя.

Какой-то странной части мозга, которую не удавалось идентифицировать, Кэсс было жалко несмотря ни на что. И она требовала вернуться, но не скандалить, а сгрести дуру в охапку. Дуру — потому что а какого хрена она мне предъявляет, что я ничего не знаю о ее проблемах, если она о своих проблемах говорить отказывается?!

Чувство собственного достоинства соглашалось, что поговорить хорошо бы, но лучше пусть поймет, что была не права и придет сама.

Где-то вдалеке шевельнулся здравый смысл: “А оно нам вообще это все надо?”

“Надо!” — рявкнули на него все другие чувства.

Я остановился посреди дорожки.

Подышал.

Сжал и разжал кулаки. Поборолся с желанием треснуть ближайший древесный ствол.

И, заковыристо выругавшись в зимнюю темень, достал телефон.

— Аллё!

Дэм, судя по голосу, был весел и пьян, на заднем плане грохали басы, и вообще, друзья, судя по всему, хорошо проводили время.

— Вы где? — Я сам удивился тому, насколько резко и отрывисто это прозвучало.

— Мы в “Русалке”!

В “Русалке”? У ле Ру и Фонтена перестали непроизвольно сжиматься булки при упоминании этого заведения? Надо же. Крепкие парни, устойчивая психика.

— Сейчас буду, — коротко бросил я.

— О-о-о! Отличная новость! Ждем, братан!

Дамьен, абсолютно счастливый, отключился, а у меня снова подал голос здравый смысл: может, ну его нафиг? Может, не идти? Моранж же уже явно бухой — мы точно подеремся.

Я неуверенно развернулся в сторону кампуса…

Ну, нет! Там Моранж, и он бухой, и мы сегодня точно подеремся!

Круто развернувшись вокруг своей оси, я решительно пошел к воротам.

Здравый смысл — прости. Сегодня просто не твой день.

–

— И, представляешь, я ей говорю “Давай сходим куда-нибудь, посидим!” Ну, я ж вижу, какая она замученная, что я, садист, что ли, чтобы девушку добивать?

— А она?..

— А она мне — “На хрен иди!”

— Да иди ты!

— Ну! Прикиньте, пацаны, так и сказала — “Да иди ты!”!

Когда я, мрачный и суровый, явился в “Русалку”, парни встретили меня многоголосым “О-о-о!”, будто я к ним из кругосветного плавания вернулся, а не виделся с ними всеми сегодня днем на занятиях.