Шрифт:
– Вот и дверь…
Путницы нерешительно уставилась на заколоченный лаз.
– Да, - прошептала Пепелюшка, - слава святому Ежи Попелушко, там никого нет…
Кира поджала губы и нахмурилась. Благодарить святого ей показалось несколько преждевременным. Но её подопечная решила, что самое страшное для них уже позади:
– Да-да-да! – воскликнула она с энтузиазмом. – Пересидим тут эту ночь, в безопасности. А утром рассветёт, дикие зверики уйдут спать, мы спустимся и быстренько-быстренько побежим домой! Ах, Кирочка, я теперь вижу, - она попыталась придать дрожащему голоску оптимистичной бодрости, - что всё закончится хорошо, благодарение святым Станиславам!..
На этих словах заколоченный лаз вдруг дрогнул и, надсадно скрипя выдираемыми из брёвен гвоздями, распахнулся. Приткнувшиеся на помосте перед входом незваные гостьи едва успели отпрянуть от грохнувшей со всей дури в стену хлипкой дощатой двери.
– Ну вот, - сказала Кира почти спокойно, когда поднятые ударом пыль и труха улеглись. – У нас ещё есть возможность выбрать свою смерть. Может, спустимся вниз? Эти ребята с клыками как-то понятней и ближе…
Глава 50
– ------------------------------------------
Во мраке чёрного проёма вспыхнула вдруг звёздочка масляного светильника. Медленно разгорелась, набирая силу… И осветила тесное пространство конуры трепещущим, призрачным светом…
Собственно, разглядывать там особо было нечего: в тесной избушке помещался лишь узкий топчан, застеленный волчьей шкурой. А на топчане лежал мертвец. Его голые ступни торчали прямо в направлении входа. За ними виднелись очертания сухопарого тела, прикрытого холстиной. Голова терялась где-то в тени задней стенки, за холмиком сложенных на груди рук.
– Что там, Кира? – голос предусмотрительно зажмурившейся и заткнувшей уши Пепелюшки прозвучал с надрывными, полуобморочными интонациями.
Кира медленно привстала на коленях и вытянула шею, пытаясь рассмотреть подробности экспозиции. Сердце тарахтело, как заполошное, заставляя кровь шуметь в ушах взволнованным прибоем.
«Вот двину кони сейчас от таких треволнений – сердечко, чай, не молодое! – и буду лежать здесь же, в конурке, в весёлой компании какой-то неизвестной покойницы… Ну да… баба, вроде… Значит, номер женский, для некурящих, это утешает…»
– Кирочка, ну что там? – снова подала голос её спутница, на этот раз всё же вычпокнув пальцы из ушей.
– Погребальная камера там, - предположила Кира. – С автоматическим включением света при открытии двери… как в холодильнике…
– И мертвец?
– Ну а как же… Конечно. Как бы иначе я определила, что это склеп? Да ты не бойся: мертвец – это не страшно. Они обычно тихие и безобидные. Бояться живых надо…
Набравшись храбрости, Пепелюшка разлепила веки и с опаской заглянула в проём из-за Кириного плеча.
– Ой, мамочки, - успела вымолвить она перед тем, как…
Ступня трупа чуть дрогнула. Раздался тихий, похожий на шелест стон, шевельнулись руки на груди и… покойница стала медленно садиться на топчане, выныривая седой, вклокоченной головой из мрака к мигающему свету светильника.
Кира почувствовала, как на голове у неё зашевелились волосы. Позади тихо сомлела Пепелюшка, завалившись на бок с глухим стуком.
«Повезло, - позавидовала ей менее везучая подруга. – Лучший выход в подобных обстоятельствах – отрубиться и ничего этого не видеть!»
Ах, как бы было славно! Как бы она тоже хотела зажмуриться, заорать, затопать ногами, лишиться чувств! Только бы не видеть. Не видеть! Не видеть!..
Но продолжала смотреть, словно примороженный кролик на удава.
Покойница, между тем, села, качнулась неуверенно, пошарила в пространстве вытянутыми руками… открыла глаза… И тоненько, глумливо захихикала.
Кира, до сих пор стоявшая, напряжённо вытянувшись, как струна, на коленях, протяжно застонала и обмякла, съехав костлявым задом набок.
– Чтоб тебя разорвало, старая ты перечница! – проговорила она, чуть не плача. – Что ж ты творишь, а?
– Ну, во-первых, насчёт старой перечницы, - обиделась восставшая покойница, - на себя посмотри. А во-вторых – чего так переживать из-за небольшого весёлого розыгрыша? Забавно придумано, согласись?
– Забавно… - Кира поморщилась от неожиданно вступившей под ребро тупой боли. – А веселей всего – вон – твоей крестнице разлюбезной. Интересно, совсем она крякнулась или так просто, полежать-отдохнуть?..