— Давай, — легко согласилась Катя. — А куда?

Пискнул включенный смартфон. Сунув сигарету в зубы, я достал телефон и открыл пришедшее от Баро сообщение.

«Сегодня на Малоохтинском кладбище хоронят Евгению Калецкую рядом с другими преступниками. Я подумал, что ты должен быть в курсе. Отправил туда несколько человек на дежурство. Есть вероятность, что кто-то из ее знакомых объявиться, чтобы проститься с боевой подругой».

Стиснув покрепче телефон, я глубоко вздохнул. На Малоохтинском кладбище с давних времен хоронили старообрядцев, преступников, воров и… Самоубийц. Всех тех, кого православная церковь отказывалась отпевать и упокаивать на своей земле.

Таких, как моя мать.

Где-то там, в поросшей кустарниками и деревьями закуточке, находилась ее могила. Туда я не ездил уже довольно давно, теперь же появился хороший повод. Если поедем сейчас, то успеем до вечера. Вряд ли краснозоревцы сунутся на кладбище раньше.

— Что ты думаешь о прогулке по старому кладбищу? — улыбнулся я и услышал сдавленное оханье.

Ну а что? Нормального свидания никто не обещал.

***

Малоохтинское кладбище, как бельмо на глазу у местных чиновников: обрастало легендами быстрее, чем могилами.

В свое время многие историки спорили о том, кто же в действительно его заложил: русские или шведы? Одни утверждали, что кладбище появилось в конце восемнадцатого века после постройки церкви Марии Магдалены. Другие говорили, что оно сохранилось со времен шведского Ниена — бывшего города в устье Охты, где раньше располагалось поселение Невский городок.

Правда или нет, а кладбище становилось постоянным источником споров. А когда здесь стали хоронить старообрядцев — приобрело дурную славу. После Раскола Русской церкви фанатичные нововерцы сделали все, чтобы их соперников окрестили колдунами и не хоронили на освященной земле.

Среди вросших в ограды деревьев, чьи тени падали на покосившиеся надгробия, нашли покой колдуны-купцы Скрябины, владелец железных дорог и меценат Кокорев. Множество магов, отступников, преступников, ренегатов и других асоциальных личностей.

Всех неугодных хоронили здесь, чтобы еще больше укрепить в головах людей мысли о плохих покойниках Малоохтинского кладбища. Даже богадельню с видом на могилы построили, лишь бы ни у кого не возникло сомнений, где сосредоточение всех темных сил.

Мне это место не нравилось по одной простой причине — мама.

Сколько бы я ни гнал подальше мысли о ней, они все равно дымкой оседали в подсознании и вызывали никому не нужные воспоминания. Да и пройти мимо ее могилы было невозможно: пятнадцать шагов от мемориальной стены с урнами, затем поворот налево. Еще три метра по первой дорожке мимо могилы Аксиньи Иванеску — балерины, покончившей с собой из-за несчастной любви. Каждый раз, когда какой-то мужчина проходил мимо, она восставала полупрозрачным облаком и тянула к нему руки.

Вот и сейчас тоже попыталась дотронуться до меня ледяными пальцами. Еле увернулся, старательно двигаясь вдоль дорожки.

Здесь повсюду висели амулет, а заговоренная брусчатка не позволяла призракам, упырям и прочей недобросовестной нечисти разгуливать по кладбищу в поисках случайной жертвы. Еще она защищала людей от чудовищ Пустоты, что иногда пробирались сквозь истончившиеся границы в мир живых.

Бывало, конечно, что какой-нибудь пьяный бомж или дурак забывался и сходил с тропы. Потом либо хладный труп находили в глубине леса, либо живого на ступеньках закрытой богадельни. Правда, без проблеска разума, поскольку душу высасывали до капли. И никакая лекарская сила не могла вернуть ушедшего за грань человека.

— Ой, — пискнула Катя, когда Аксинья с шипением бросилась на нее.

На обледенелой дорожке ее ноги, обутые в сапожки на каблуке, опасно заскользили. Она неловко взмахнула руками, вырвав меня из мрачных дум, после чего вскрикнула под глумливый хохот белобрысой балерины.

— Прекрати, пока святой водой не окропил! — рявкнул я на надувшую розовые губки Аксинью.

— Жалкий подлец! — пафосно взвизгнула та и взмахнула пышной юбкой, отделанной рюшами по краю.

Невесомый шифон высоко приподнялся, демонстрируя изящные щиколотки в чулках. Малиновые губы сжались, но таинственный блеск и коварная полуулыбка намекнули, что Аксинья намеренно устроила это представление. И голову склонила так, чтобы уродливые борозды на, оставшиеся от веревки, были незаметны.

Я закатил глаза. Серьезно? Умерла еще при царствовании Николая II, а вела себя так, словно находилась посреди гостиной собственного дома. Впрочем, ничего странного. Многие призраки не до конца осознавали окончание своей жизни или никак не желали уходить, потому задерживались на земле долгие годы.

— Кажется, я ей не понравилась, — хмыкнула Катя, которую я поймал за локоть и прижал к себе.

— Поразительно, — пробормотал под нос. — А ведь у вас много общего: страсть к балету, любовная дурь в голове…