Ополченцы довольно заржали. Мечты о том, как они побеждают вражеского рыцаря, приятно тешили самолюбие.

– Что здесь происходит? – нежданно явившегося барона Руделя, тоже слышавшего последнюю фразу, происходящее совсем не позабавило. Где это видано – селюки безнаказанно насмехаются над благородными господами?!

– Что ты здесь устроил? – зло повторил Рудель, на этот раз обращаясь непосредственно к Яру. – Совсем оборзел что ли, под суд хочешь пойти?

Мужицкий смех оборвался, затих. Все выжидающе глядели на недовольного барона и на столь же недовольного сержанта, переводя взгляд с одного на другого.

Лицо старого Яра пошло пятнами негодования, но он сдержался и отступил первым:

– Всё в порядке, ваша милость. Просто учу ваших бойцов побеждать врага.

Все думали, что, услышав столь почтительное обращение, Рудель смягчится, но барон не унимался. Видимо, был слишком раздосадован неудачей в поисках синеглазого фазана.

– Лучше бы тебе самому сдохнуть в бою… - прошипел с еще большей ненавистью, - потому что по возвращении я тебе устрою веселую жизнь…

Поведение барона показалось странным для всех. Народ знал его как капризного и ленивого вельможу, но никогда Рудель Гижма не славился приступами злобной ярости. Наоборот, отличался меланхоличным спокойствием и отстраненностью. А теперь, чем дальше отряд уходил на юг, тем сильнее менялся барон. Неужели страх перед грядущим сражением настолько изменил его? Или тут дело в чем-то другом?

Мишек почувствовал сквозь сапоги потусторонний холод, тянущийся словно из-под земли. Воздух вокруг барона Руделя уплотнился, скручиваясь в темные шевелящиеся щупальца. В следующее мгновение Мишек начал проваливаться, земля под ногами осыпалась вниз. Падая в черную пустоту колодца, он увидел над собой склонившееся лицо сержанта Яра. Но было оно не сочувственным или озабоченным, а безразличным и бледным, без единой кровиночки. И потухший единственный глаз, который уже затянула пелена смерти... Лицо мертвеца!

– Аа-а-а-а-а-а-а! – истошно закричал Мишек, но никто его не услышал. Он рухнул в ледяную черную жижу и начал тонуть.

Очнулся лежащим на земле, весь мокрый. Снова шёл дождь.

– Ну ты напугал нас, брат! – облегченно выдохнул Бориш. Они со Шмелеком поддерживали товарища с двух сторон, приподняв за плечи. Рядом стоял сержант Яр, живой и здоровый.

– Очнулся? Хорошо. Переусердствовал, видать, с тренировкой.

– Все живы? – прохрипел Мишек первое, что пришло на ум.

Все удивленно уставились на него. Яр невесело усмехнулся, а Шмелек сказал:

– Обошлось. Ты как наземь плюхнулся, барон было к тебе повернулся, а потом вдруг дождь кааак хлынет! Ну так он в шатёр и убёг, чтоб наряды свои не замочить, значит. Наш Клизма попусту мокнуть не любит, - осклабился, довольный собственной шуткой.

Сидящие на корточках воины с нетерпением поглядывали на глиняный котел с острым дном, установленный посреди костра. Внутри аппетитно булькало, в воздухе разносился аромат вареного мяса. Толстяк Гурма, считавшийся лучшим поваром отряда, медленно помешивал варево длинной плоской костью. Лишний вес не мешал Гурме считаться не только хорошим кулинаром, но также и уважаемым воином – силы и храбрости этому парню было не занимать.

Атомба сидел рядом с прочими, как простой воин, и тоже ждал полагающийся ему кусок. Он знал, что некоторые приближенные не одобряют подобное – считают, что вождь должен принимать пищу отдельно от всех, восседая на троне, используя рабов и прислугу. Однако Атомба не желал становиться очередным зажравшимся царьком. Более того, он презирал правителей, которые лишь пытались казаться величественными, а на самом деле являлись жалкими трусами и беспомощными слабаками. Тех, кому власть досталась незаслуженно – по наследству. Только личный пример, только искреннее уважение – вот на чём, по мнению Атомбы, должен держаться авторитет настоящего лидера.

– Готово! – объявил, наконец, Гурма, вытащив из котла и в очередной раз облизав плоскую поварскую кость.

Воины довольно загомонили, подвигаясь поближе.

Гурма перевернул кость обратной стороной и начал тыкать в варево острым концом. Наколов большой кусок, поднял его над котлом. Покачивая, ожидал пока мясо немного остынет. Широкие ноздри каждого из присутствующих зашевелились, жадно втягивая приятный аромат.

– Первый кусок – вождю! – объявил Гурма и медленно, с уважением, протянул улов Атомбе.

Вождь улыбнулся, потёр ладони и ловко стянул кусок с острой поварской кости. Мясо остыло недостаточно и обжигало пальцы, но Атомба не позволил себе это показать. Держа кусок двумя руками, он впился в него большими зубами. Откусил, начал неторопливо, с наслаждением, жевать.

Глотая слюну, все молча наблюдали за ним, ожидая. Особенно переживал Гурма – ему давно не приходилось готовить человечину. Это особенное блюдо, праздничное, зачастую даже ритуальное. Потому толстяк старался, использовал лучшие корешки и травы из своих запасов, даже торговал с варанхами, выпрашивая какие-то грибы, усиливающие вкус и аромат.