Женщина тихонько засмеялась и прижалась щекой к его руке.

— Ты действительно не создан для подобных вещей.

— Ты о чем? — сердито спросил он, прикидываясь оскорбленным. — Я занимаюсь этим много лет.

— Нет, любовь моя, — ласково возразила она. — Ты только произносишь речи. Все остальное делаю я.

Он повернулся в руках жены, обхвативших его кольцом, обнял ее сам и сказал:

— Ты думаешь, это и в самом деле конец? Что она и вправду прогонит нас и… — Он взглянул на площадь. — Пощадит город?

Иокаста Перикал заглянула в глаза мужа.

— Я считаю, нам нужно убраться отсюда, пока Гера нас не поджарила.

Он с тревогой посмотрел на небо.

— Ты думаешь, она на это способна? После всех своих посулов?

— Она даже глазом не моргнет.

Он размышлял, он думал, он спорил сам с собой, и его нога снова задергалась.

— Тогда, может, надо упаковывать вещи?

Иокаста улыбнулась:

— Милый, как ты думаешь, чем я занималась весь день?

Город остался позади, и вокруг Геракла не было ничего, кроме звезд над головой да серебряной лунной дорожки на воде, разбивающейся рябью волн.

Начался отлив, и Геракл без труда прошел между огромными камнями, отмечавшими западную оконечность берега. Пройдя их, он еще почти час не останавливался, до тех пор пока не исполнился уверенности, что его никто не увидит и не услышит — ни случайно, ни нарочно.

Он также удостоверился, что путь на сушу не окажется загорожен камнями или скалами, заболоченными участками или густым кустарником. Такая предосторожность могла оказаться нелишней, если бы встреча прошла неудачно и ему пришлось бы спешно улепетывать.

«Ты завяз, — сказал ему насмешливый внутренний голос, — ты прочно завяз».

«Ну и что? — недовольно возразил он. — Если я завяз надолго, может, я и сам отыщу какой-нибудь выход».

Он и сам не имел представления, почему выбрал именно этот план из всех прочих. Сейчас план показался ему глупым, и потенциально опасным, и, скорей всего, пустой тратой времени. Если бы он поведал об этом плане Иолаю, тот наверняка бы решил, что Геракл сошел со своего маленького полубожественного ума.

И все-таки, если Голикс прав и если справедливо его собственное впечатление от Тита Перикала, ему с Иолаем понадобится как можно больше преимуществ. А без них остается очень высокая вероятность того, что Гера на этот раз одержит верх.

Завяз.

Он застонал от внезапного и острого приступа жалости к себе и наконец повернулся к воде. Набрал в легкие воздуха и вошел в море. Он шел вперед, пока волны не стали лизать его колени. Луна заливала его холодным светом.

Тогда он произнес одно слово, на таком языке, какой не смог бы понять никто из смертных.

Вообще-то он его прошептал. Еле слышно, так, что почти не услышал сам своего голоса.

Но это было все равно.

Через несколько мгновений, когда море бешено забурлило и вспенилось, он почти испуганно пробормотал: «О боги…»

Геракл отступил на шаг назад.

В том месте, где море забурлило, кверху взметнулись струи воды; медленно, беззвучно, словно со дна моря, росла на глазах водяная башня, и в ее стенах сверкали искры. Они носились внутри башни сверху вниз головокружительными спиралями.

Низкие волны отскакивали от основания башни и бились о его ноги, вынуждая его отступить, и он в конце концов повернулся и побрел к берегу.

Вскоре он оглянулся. Башня стала уже раза в три больше его и продолжала расти. Из ее вершины низвергались во все стороны водопады. При лунном свете они казались ледяными реками.

Внутри башни Геракл увидел силуэт, похожий на тень; огромный и черный, он заполнял собой всю башню.

Геракл ждал; это все, что ему оставалось.

Разве что убежать? Да нет, пожалуй, поздно…

Когда наконец морская башня достигла высоты самой большой из прибрежных скал, море забурлило и запенилось у ее подножия, и вода начала медленно струиться вниз, обтекая черный силуэт. Очень медленно струиться, словно это была не морская вода, а какая-то призрачная субстанция. Клочья пены летели, плыли в разные стороны, подобно крошечным звездочкам, а волны, убегавшие от берега, разбивались о подножие этого странного сооружения.

И все без единого звука.

Вода продолжала падать, словно вылепливая, формируя из призрачного силуэта мощную фигуру сначала голову и широкие плечи, потом грудь и мускулистые руки, наконец богатырский торс и крепкие ноги. И вот уже эта фигура предстала перед Гераклом в полный рост, с короной на голове и с трезубцем в левой руке. Правая рука держала что-то еще, но Геракл не сумел разглядеть, что там такое.