Он бросился вперед, на ходу срывая с пояса топоры.

– Люмен Инвиктум! – выкрикнул Хайт, бросив рисовать и вскинув в направлении охотника заговоренное мечете. На миг его глаза вспыхнули глубоким бело-золотым сиянием, а оружие в его руке засветилось так ярко, что даже Нимблу пришлось отвернуться. Ударивший с изогнутого клинка световой луч порвал Нареченную Мглу в клочья, вот только за ней уже никого не было.

Бладхаунд вырос между двумя человеческими фигурами и крутанулся волчком, широко разведя в стороны руки с зажатыми в них топорами. Хайт беззвучно упал на землю, зажимая глубокую рану в плече, а вот мальчишка вскрикнул, хотя скорее от неожиданности, чем от боли – его правая нога подкосилась, когда охотник распорол ему лодыжку, и паренек неловко съехал по ближайшей могильной плите.

Охотник подскочил к Нимблу и ударил его ногой по ребрам, тот подлетел на два с лишним метра и ударился спиной в ограду кладбища, оцарапавшись о несколько ржавых гвоздей. Парень попытался подняться, но Бладхаунд уже стоял рядом. Утробно посмеиваясь, монстр схватил Нимбла за ворот куртки и швырнул прямо в гнилые доски. Ограда треснула и проломилась, а тело парня юркнуло в темноту. Раздался плеск – Нимбл упал в воду, и пока он поднимется на крутой берег со своими переломанными ребрами и кровоточащей ногой, у Бладхаунда будет достаточно времени, чтобы поиздеваться над его папашей.

А папаша к этому моменту уже приготовил охотнику сюрприз. Сообразив, что изящные заклинания отца магии здесь не уместны, он начал выводить на земле простые рубленые символы, которые у Бладхаунда при одном только взгляде на них вызывали непереносимую тошноту.

– Каэлестис скутум, – повторял Хайт точно скороговорку, чертя один символ за другим. – Каэлестис скутум, – он рисовал их быстрыми взмахами мачете, хаотично выбирая место для каждого нового символа. Хотя… Бладхаунд громко рассмеялся, когда понял, что замыслил мерзкий богохульник. Двенадцать символов должны были образовать Звезду Колхиды, наделив Хайта невиданной силой. И хотя едва ли он смог бы противостоять охотнику один на один даже под эгидой своих неведомых покровителей, Бладхаунд не хотел рисковать. Он усвоил урок.

Когда Хайту оставалось провести единственную горизонтальную черту, завершая последний символ, что-то мелькнуло в воздухе и он с удивлением обнаружил, что кисть его правой руки, продолжавшая сжимать мачете, больше ему не принадлежит. Тут же, не давая бывшему Стражу опомниться, рядом возник Бладхаунд. Он прочитал намерения Хайта по его лицу, но не стал уклоняться от удара ножа, который мужчина выхватил из-за спины левой рукой. Вместо этого он произнес два коротких слова, призвав Коросту Порчи.

Охотник с неописуемым наслаждением смотрел в расширившиеся от удивления глаза Хайта, когда хищное лезвие армейского ножа увязло в незримой преграде вместо того, чтобы вспороть шею отвратительного чудовища. Затем пространство вокруг лезвия подернулось темными разводами, вроде кругов на потревоженной глади болота, и эта неестественная рябь разошлась в стороны по всему телу охотника. Точнее – по призрачному щиту, прикрывавшему его.

– Как? – успел проговорить потрясенный Хайт, а потом топор Бладхаунда в один короткий взмах распорол ему живот – строго по вертикали, оставив тонкий хирургически точный надрез.

Охотник отбросил топор и сунул руку в щель, которую секунду назад в щедрости своей подарил плоти Хайта. Мужчина закричал, забился, но Бладхаунд надежно держал его другой рукой за шею. Монстр начал вытаскивать его кишки моток за мотком, а потом бросил человека на землю, ударив его ногой в лицо. От удара один глаз Хайта лопнул, а нос превратился в неразличимую мешанину крови, плоти и кости.

К ужасу Марка, наблюдавшего за этим кроваводействием из первого ряда, охотник подобрал кишки Хайта и начал сноровисто обматывать ими мужчину. Глядя на это, парень отдал Хайту должное – он не потерял сознания и, находясь буквально на пороге смерти, не прекращал бороться, постоянно дергаясь, а его единственный глаз не отрывался от охотника, источая испепеляющую ненависть.

Замотав Хайта его собственными кишками с ног до головы, охотник взял мужчину на руки и обернулся к дыре в кладбищенской ограде, из которой как раз показался Нимбл.

– Лови ка батьку! – весело крикнул охотник и метнул в парня то, что осталось от его отца. Удар отбросил Нимбла назад и он снова упал в воду, но охотник не спешил подходить. Он демонстративно медленно подобрал свои топоры, а потом стал носком ботинка стирать символы, которые успел начертить Хайт.

Сначала со стороны реки раздался пронзительный крик. Затем крик повторился, сменившись бессвязным бормотанием вперемешку со всхлипами. Слушая боль, вырывающуюся из горла Нимбла, Марк в очередной раз подумал, что все здесь слишком реально. И он начал понимать это, лишь освободившись от правил Офферинга, когда перестал забывать матчи и стал общаться с охотником внутри себя. Что же не так с этим местом?

Бладхаунд хотел что-то ему ответить, а в их общем сознании уже вспыхнул план, как охотник подкрадется к страдающему мальчишке со спины и вырвет ему позвоночник, когда внезапно с другого берега громыхнул выстрел. Охотник ничком бросился на землю, начав движение за треть секунды до того, как по ту сторону реки короткая вспышка дульного пламени распустилась в ночи ослепительно белой розой. Это спасло им с Марком жизнь – пуля лишь оцарапала затылок их общего тела. А потом охотник внезапно передал контроль парню.