Странно называть ее моей бабушкой, поскольку она выглядит ни на день не старше тридцати. Тем не менее, это та, кто она есть. Даже если наши контакты были очень далеки и немногочисленны, потому что нам было слишком опасно встречаться. У меня сжимается сердце при мысли о том, что все это время она была так близко, выдавая себя за миссис Шнельман.

У меня нет настоящих воспоминаний о моей матери. Мне было два года, когда она погибла на Олимпийских Играх. Однако у моего отца были фотографии, и они висели на стенах нашей квартиры. Я вижу намеки на мою мать в Никс, а также во мне. У всех нас одинаковые темно — синие глаза. Длинные темно — каштановые волосы, которые по — прежнему собраны в пучок, того же каштанового цвета, но на этом сходство заканчивается. Никто, глядя на нас, не догадается, что мы родственники. Моя кожа более темного цвета из — за загара, а она на несколько дюймов ниже меня.

— Ты плюнула в Ники Спалдуче и бросила в него мусор. — Почему это первое, что слетело с моих губ после того, как я не видела свою бабушку девять лет?

Никс хихикает и протягивает руки. — Меня даже не обнимут перед началом допроса?

Моя грудь переполняется эмоциями. Я даже не могу точно определить, что я чувствую прямо сейчас. Все слишком запутано. Я безумно рада видеть ее, но в то же время меня охватывает странная тоска по моей матери. Гнев также кипит под поверхностью, потому что до меня только что дошло, что Никс была всего в нескольких кварталах от меня в течение многих лет.

Я пересекаю комнату и оказываюсь в ее объятиях, прежде чем решаю, какая эмоция сильнее. Никс обнимает меня так крепко, что трудно дышать. Или, может быть, это потому, что я пытаюсь сдержать слезы. Я не хочу плакать перед Аидом и Атласом. Я не хочу, чтобы Никс думала, что я слабая.

Никс гладит меня по волосам, как будто я все еще маленький ребенок. — Моя милая девочка. Я так по тебе скучала. — В ее голосе слышится дрожь, и я прижимаю ее еще крепче.

— Я так горжусь тобой, — тихо шепчет она так, чтобы слышала только я.

Я отстраняюсь с громким выдохом. Никс хватает меня за бицепсы и сжимает их, глядя мне в лицо и качая головой. — Посмотри на себя. Моя великолепная девочка.

— Мне кажется, что ты больше делаешь себе комплимент, поскольку у нас одни и те же гены.

Никс хихикает, а затем слегка шлепает меня по плечу, прежде чем отпустить другую руку. Ее взгляд скользит к Атлас, которая топчется позади нас, как взволнованная мать-наседка. Я смотрю на него через плечо. Каждый его мускул напряжен. Он готов наброситься в любой момент.

— Похоже, ты здорово влипла, Рен. — Она смотрит на Атласа, но потом подмигивает мне.

Никс хватает меня за руку и тянет к дивану. Она садится и притягивает меня к себе. Атлас остается начеку, обшаривая глазами комнату, словно ждет, что вот — вот выскочит еще одно мифическое чудовище и начнет нападать на нас.

— Сядь, чемпион, — командует Никс, окидывая Атласа расчетливым взглядом. — Ничто не причинит вреда никому в этой комнате. Даю тебе слово.

Атлас на мгновение задумывается, прежде чем наклонить голову в знак согласия. Пересекая комнату, он выбирает стул так, чтобы видеть и меня, и входную дверь.

— Ты была здесь все это время? — Я пытаюсь скрыть боль в своем голосе, но у меня это не получается.

Никс поворачивается, чтобы посмотреть на меня, на ее лице написана грусть. — Это был единственный способ обезопасить тебя. Никто не должен был знать, что мы связаны. Но я не могла просто исчезнуть и не присматривать за тобой. — Никс все еще держит меня за руку. Ее пальцы сжимают мои, и в уголках ее глаз появляются печальные морщинки.

Я знаю, что она права, но все равно это отстой. Хотя я ее не виню. Я виню Богов и жрецов, которые годами выслеживали Фурий и не давали Никс возможности показать свое лицо.

— Я смотрела игры, — говорит Никс с оттенком отвращения в голосе.

Я это понимаю. Игры отняли у нее дочь. Они — извращенное творение Зевса и Натаниэля Роджерса. Прикрытые концепцией единства, когда на самом деле они предназначены для убийства невинных людей ради развлечения. Они отвратительны.

— Ты всегда была умной девочкой. Я думаю, ты бы выиграла игры, если бы не бросила их. — Никс звучит почти раздраженно, но я должна была придумать способ освободиться от дурацкого контракта, который привязывал меня к играм.

— Да, что ж, трудно оставаться незамеченной, когда за тобой круглосуточно следят камеры. Кроме того, мы были связаны контрактом. Мы не могли выйти из игры, если бы не проиграли. Учитывая то, как обостряется ситуация на территории, мы не могли продолжать тратить время на решение испытаний.

— А потом Натаниэль Роджерс купил тебя на аукционе? — В глазах моей бабушки вспыхивает огонек, и я вижу, как ее Фурия рвется наружу. Аид уже поговорил с ней? Должно быть, поговорил, раз она не удивлена, увидев нас. Она может казаться спокойной, но от ее кожи исходит ярость. Моя собственная Фурия поет в присутствии другого существа такого же вида. Я хочу расправить крылья и полететь рядом с Никс.