Он не может понять, что причиняет ему большую боль. Ещё один рывок пилы выбивает из легких остатки воздуха вместе с протяжным вскриком, из-за чего жертва практически давится, так сильно стараясь вдохнуть хоть немного, пытается проглотить воздух, отчего становится только труднее и болезненнее. Слёзы начинают течь из глаз на еще не успевшее просохнуть лицо, и напряженная рука рефлекторно хватается за каменный пол, ломая хрупкие ногти до корня. Напряжение переходит к месту разреза, он кровоточит ещё сильнее, и Мерек дергается, причиняя себе только больше страданий. Он не знает, как лечь, как сделать так, чтобы не делать хуже, он не понимает, впервые в жизни он не понимает как должен поступить. Хотя нет. Сейчас чётко как никогда раньше в голове проносится мысль.

Неправильным поступком был только приход в эти подземелья. Если бы не это решение, Мерек… был бы сейчас распят. Быть распятым, конечно, тоже не самый лучший способ уйти, зато это было бы спокойной, собранной, предрешенной смертью во имя Светлых Богов, а сейчас… Сейчас это даже на жертвоприношение не потянет. Ни капли. Даже отдаленно. Жертвоприношения не самая прекрасная вещь в религии, но они объяснимы и понятны. А то, что со жертвой происходит сейчас, он не может описать более никак, кроме предательством со стороны Господа. Но мыслить мешает толчок внутрь, от которого Мерек более не испытывает ни разочарованности, ни отвращения. Он, кажется, ничего более не чувствует, кроме пронизывающей обиды. Обиды, что душит, обиды, что делает больнее даже сиех пыток над погибающим телом жертвы. Мужчина хочет разрыдаться, но не может, потому что он прямо сейчас рыдает. Эти слёзы не приносят облегчения, хотя в такой ситуации только смерть способна сотворить подобное чудо. В голове нет места ни проклятиям в сторону мучителей, ни жалости к самому себе. В голове одна мысль, которая не может выйти из головы даже при самых ужасных пытках: «Господь, почему же ты не помог мне? Почему же ты не спасёшь меня из этой преисподни? Почему, если всю жизнь отдал служению тебе? Не нарушил ни одного завета, ни одного Божьего правила. Готов был отдать свою жизнь, готов был испытать такие муки, если бы это всё было ради тебя. И хотел провести ритуал ради тебя… Моя божественная цель… Ты ведь сам воззвал с Небес!..»

— Что-то ты замолк, — Первый Терзатель, взглянув на жертву свысока, тянет руку к его голове. Однако он не берёт Мерека за подбородок, дабы тот взглянув на него, как это обычно бывает; он проводит ладонью по его запутавшимся волосам, совершенно не замечая того, что некоторые локоны испачканы в крови разной степени свежести, — тебе не нравится? — он зло усмехается, оголяя резцы в неширокой надменной улыбке. И ещё один раз бёдра монстра толкаются к чужому телу. И он, чувствуя, как его члены сжимаются стенками прямой кишки, закусывает губу от незначительной боли. Голос приводит жертву в чувства, однако это не приносит ничего хорошего, ведь именно в тот момент, как Мерек снова хотел заскулить от неприятного и тесного ощущения внутри, а Вторая тянет пилу на себя, и резьба полностью разрывает кожу, останавливаясь, лишь дойдя до тонкого слоя подкожного жира. Зачем она делала эти паузы между движениями — непонятно, но понятно было точно, что от них жертве никак не легче. Ощущение того, как грязная, ржавая пила, побывавшая Бог знает где, разрывает твою конечность напополам, заставляет мужчину громко задышать ртом, чтобы остановить приступ рвоты. Он чувствует этот тёплый металл, он чувствует, как струйки крови стекают на пол, пачкая волосы, тело... Тело, в которые члены монстра только что вошли полностью. И из открытого рта вырывается удивленный стон. Этот толчок в его тело сопровождался очень странным ощущением, что нельзя было сравнить с болью. Это была не боль, но что-то очень… похожее. Нет, нет, нет… Как такое возможно? Он никогда… он никогда не сможет чувствовать что-то кроме боли в соитии с чертовым монстром! Это отвратительно, это мерзко, это, блять, неправильно. Почему же его тело оскверняется именно таким образом? Это выбило жертву из колеи, точно также, как и Вторая, и один лишь Первый Терзатель не смог сдержать смешка. Он знал, что это произойдет, знал наверняка! И он снова поддаётся вперёд, упираясь пахом в Мерека, заставляя того в этот раз полностью затихнуть.

Мужчина приподнимает ногу, сдавливая бок монстра, видимо от напряжения, а тот в свою очередь хватает её и задирает таким образом, чтобы протолкнуть члены ещё дальше. Первый Терзатель двигает тазом и в какой-то момент полностью упирается в промежность Мерека, отчего тот снова сжимается, жмурит глаза, ещё сильнее сдавив половой орган «любовника».

— А теперь нравится? — Первый Терзатель немного наклоняется вперед, открывая себе лучший вид на озадаченное и жалобное лицо жертвы, что не произнес в этот раз ни единого звука: ни вскрика, ни скулежа, ничего. С одной стороны, это забавляло: он настолько в шоке, что даже пискнуть не может; с другой же, заставляло заскучать монстра: хотелось послушать ещё звуков со стороны Мерека, ведь когда они закончат, Мерек не сможет издать больше ни единого.

Насильник вглядывается в покрасневшие глаза мужчины, пока что не двигаясь, и жертва хочет было что-то сказать, но обоих отвлекает звук рвущейся плоти, а Мерек резко набирает воздух в лёгкие и замирает с гримасой ужаса и боли на бледном лице, не в силах издать крик. Первый Терзатель задумывается, был ли он и раньше таким бледным, или же это последствия огромной потери крови. Не став размышлять об этом дальше, он поворачивается в сторону напарницы, взглянув сначала на её безэмоциональное лицо, а после чуть ниже, на безвозвратно покалеченную конечность жертвы. Точнее… конечности… В расход «незаметно» пошла и вторая рука… Сейчас на его лице нет отвращения, сейчас он лишь думает о том, не умрёт ли его партнер от потери крови прямо во время акта. Было бы печально, но даже если и так, Первый Терзатель свою первоначальную цель выполнил — взлег с ним, хоть и насильно. Так холодно… Именно сейчас Мерек почувствовал, как много крови он потерял. Прикосновения теплых рук ощущаются как ожоги на его теле, а в очередной раз остановившееся лезвие пилы как пламя, что не согревало, а только сжигало плоть, разрывало её, прорубая путь до тонкой кости. И Мерек чувствует, как женская особь, негромко дыша, постукивает тупой пилой по ней, как утробное чувство неимоверной боли и некой вибрации проходит по его телу изнутри. Мужчина уже не чувствует пальцев, старается ими пошевелить, но выходят лишь мимолетные судороги. И перестаёт чувствовать всё чуть ниже локтя…

— Вторая, — озадаченным голосом зовёт Первый Терзатель свою напарницу, — так резать нужно было выше, — и парень слышит, как дыхание мужчины под ним резко обрывается.

Вторая, что до этого резала конечность практически без эмоций, пару раз моргает, а брови ее хмурятся. Все втроем уставились на изуродованную конечность Мерека, пока последний выражал на своём лице чистый ужас. Он не дышит, он просто забыл, что это нужно делать. Он поджимает свои бледные губы и издаёт самый жалобный всхлип, который монстр когда-либо слышал. Мерек откидывает голову, совсем не заботясь о том, что она приземлится на каменный пол, и, зажмурив глаза, начинает рыдать навзрыд. Он захлёбывается слезами, он старается вырваться, он бьётся в истерике, издаёт самый жалобный вой, какой только можно, а в глазах всё темнеет и темнеет, и, кажется, уже всё стало таким бессмысленным, таким… тщетным и бесполезным. Страдания не закончатся, и он проклинает всё и вся в своей жизни сквозь всхлипы даже не веря в то, что это всё реально. Он старается всеми силами выдрать свою руку из хватки чудовища, однако всё впустую. Не может же быть всё так… печально и безысходно. Вторая не может вытащить пилу из руки жертвы, пока тот истерит, извивается и делает хуже лишь себе самому. Она, на самом деле, еле сдерживает его, дабы тот не вырвался, потому Первый Терзатель решает ей помочь. Наклоняется к Мереку и, прижав его хрупкое тело ещё плотнее к полу, прислоняется губами к шее, резко кусая тонкую кожу. Тот, словно лесная дичь, на которую напал хищник, в один миг столбенеет. И в этот момент женская особь выдергивает пилу из конечности с громким, противным звуком. Сам мужчина издает лишь сжатый взвизг, а после всхлипывает. Пару капель крови, что вылетели вместе с резьбой из обрубка, попадают девушке на доспехи, чего она благополучно не замечает. Первый Терзатель отпускает шею Мерека и глядит на его руку, немного морщась.

— Мы этого не планировали, — пожимает плечами монстр, снова поворачиваясь на жертву, который от этих слов лишь сильнее зарыдал...

Не планировали! Не планировали! Да если бы они могли планировать хоть что-то в своей жизни! Если бы он мог планировать хоть что-то немного дальше! Если бы он подумал!.. его бы не было сейчас в этом ужасном месте. Жертву трясет все сильнее, слезы скатываются по его лицу солёным градом, щекочут кожу за ушами, но так чертовски не до смеха! Он должен был размышлять об этом раньше, а не сейчас! Не сейчас, уже безвозвратно покалеченный, в руках грязного монстра, без шансов выбраться из подземелий живым. Он просто хотел узнать больше. Плата, которую он отдаёт за эти никчёмные крупицы, невыносимо велика. Слишком мало. Слишком мало он здесь нашёл, чтобы уходить… так. Голова раскалывается, будто кость делят пополам, и мозг, и всё его содержимое нарезают тупым ножом, словно руки. Нет сил терпеть всё это, просто нет сил. Он не может больше рыдать, глаза жутко болят. Когда в последний раз он позволял себе такое?.. Никогда раньше. Никогда. Что же он обещал себе в самом начале? Каким образом они смогли довести его до такого?.. Первый Терзатель вздыхает так утомленно, как только может. Наверное, не самой лучшей идеей было комбинировать всё, что может довести Мерека до срыва, и надеяться при этом на нормальное соитие. Он даёт жертве смачную пощёчину, и тот затихает. Нет, не перестаёт плакать, но голова, от резкого удара повернувшаяся вбок, остаётся в таком положении, а сам мужчина поджимает губы, пока слёзы продолжают катиться из его глаз. Тяжко. Первый Терзатель проводит ладонью по собственному лицу.

— … а может, и планировали, — едва слышно бормочет Вторая, легко улыбаясь. Первый медленно поворачивается в её сторону, вскидывая брови в удивлении и приоткрывая рот, но ничего не произносит; мало ли, что осмелевшая дама может сделать с ним за неверное словцо. Решив проигнорировать фразу своей напарницы, монстр обхватывает тонкие ноги Мерека и двигает к себе поближе, ибо тот в приступе истерики значительно отодвинулся от него. жертва не издаёт ни звука. Первый Терзатель молчаливо поворачивается на Вторую, а та, как будто поняв его без слов, снова прикладывает пилу к бледной руке уже чуть выше, в нужной позиции. Она не спешит резать, только наблюдает за мужчинами с лицом, что выражает крайнюю степень отвращения.