Шрифт:
«Вечерняя заря в Египте». Точно, вот что Антония напоминает: у нее длинное темно-синее платье, а в глазах – такой же игривый интерес, как у девушки-бедуинки, которая позировала Ханту. Джек невольно улыбается: она хороша. У него всегда была слабость к таким искоркам.
– Мне и правда повезло, что ты голодна, – замечает он, – как бы я ужинал без такой красоты?
– Подозреваю, запивал бы скуку джином.
– Хорошим джином.
– Не сомневаюсь. Англичане уверены, что только они умеют пить джин.
– Осторожно, это чистая правда, – предупреждает Джек. – Мои данные основаны на многолетнем опыте.
Разговор льется сам собой, и можно выдохнуть: он все еще способен заинтересовать девушку. Антония улыбается, прищуривает глаза, пока слушает Джека. Они обмениваются злыми шутками о Лондоне, которые никогда не устаревают.
Может, попробовать с такими девушками, как она? Кажется, Антонии ничего особенного от него не нужно, разве что ужин и приятная беседа. Она выглядит независимой: скорее всего, где-то за спиной у нее хорошая карьера, уверенность в собственной внешности и незаурядный ум.
– Куда ты завтра едешь? – Джек делает глоток воды.
– Меня ждет Берлин, – отвечает она. – Месяц там, потом вернусь сюда. Это по работе.
– Ты так и не сказала, чем занимаешься.
– Это допрос? – Антония подозрительно щурится.
– А ты шпион? – Джек в ответ делает то же движение.
– Намного хуже. Представь профессию, где от тебя требуются только два качества: ненависть ко всему живому и умение находить деньги на что угодно.
– Только не говори, что ты финансист! – Это слишком похоже на его собственную работу.
– Угадал, – кивает Антония.
– Приятно познакомиться, коллега, – произносит Джек, испытывая странное чувство дежавю.
– Шутишь. Ты тоже работаешь в финансах?
– Финансовый директор «Феллоу Хэнд».
– Слышала о вас, – Антония элегантно подпирает подбородок ладонью, – аксессуары для автомобилей, верно?
Разговор сворачивает, полностью поглощая Джека. Понятные им обоим шутки, забавные истории и удивительная схожесть в стилях заставляют его забыть о тревогах и просто наслаждаться вечером. Наконец-то.
Они выходят из ресторана, когда по официанту становится заметно, что гости засиделись. Антония берет Джека под руку, и тепло чужой кожи отзывается внутри странно приятным чувством. До машины идти не так далеко, но это тепло хочется немного задержать, чтобы не исчезало.
Джек открывает для нее дверь и вдруг понимает: она ждет, что он отвезет ее к себе. Готов ли он? Дома… дома никого, кроме чистой плитки. Зато у него в машине сидит девушка, которая ему нравится, и ни одного повода не провести с ней ночь не находится.
Значит, нужно ехать.
Опустившись на водительское сиденье, Джек ненадолго задерживается, прикрывая глаза и прислушиваясь к себе. Рука Антонии касается его пальцев, и в закрытом пространстве остро чувствуется запах корицы. Чужой запах чужой женщины.
Он не сможет. Это нечестно по отношению к ней, к себе, к Флоренс. Возможно, тело отзовется на ее ласку, но сердце молчит, и рана слишком свежа. Быть с кем-то, когда так безумно и безнадежно влюблен в другую, – значит, предать себя.
Открыв глаза, Джек улыбается собственному осознанию. Может, однажды у него получится двинуться дальше, но не сейчас. Он к этому не готов.
– Где ты живешь? – спрашивает он, глядя на застывшую стрелку тахометра. – Давай я отвезу тебя домой.
– Не та, значит, – с грустью убирает руку Антония. – Мелроуз, Бронкс.
– Я не тот, прости. – Джек заводит машину. – Три месяца назад все было бы по-другому. Но сейчас не могу.
– Джек Эдвардс, – произносит она, – разве не тебя называли Факбоем?
– Было дело, – усмехается он. – Как думаешь, теперь я официально лишился этого титула?
– Теперь уж точно.
Она замолкает, но вскоре тихо смеется. Джек не решается посмотреть на нее – не хочет видеть разочарование.
– Познакомилась со знаменитым Факбоем, чтобы он пригласил меня на ужин, а потом отвез домой, – горько говорит Антония. – Почему именно на мне все сломалось?
– Не на тебе, – уверяет Джек, – это произошло немного раньше.
– Поведай мне свою историю.