И, позабыв о погоне за лисёнком, Брикабрей поспешил к Такуану. Что было дальше, мы уже знаем. Колдун привёл сонного Такуана к вязу и показал ему на посох.

Такуан без лишних раздумий полез на вяз, ловко хватаясь пальцами за шершавую кору. Спустя мгновение он уже забрался на толстую ветку, с которой можно было дотянуться до посоха. Такуан почти уже схватил золотой посох за ближний его конец, но тут подумал: «Как бы не попасть в тот же самый просак, что давеча с волшебной колбой».

Ухватившись за эту мысль, Такуан спрыгнул обратно на землю и поспешил к своей дорожной сумке, внутри которой был такой беспорядок, словно кто-то недавно залез туда и основательно всё перемешал. Но ничего не пропало: все колбы были на месте, как и золотой обод с ожерельем. Обод как раз и был нужен Такуану.

Он вытащил обод из мешка и аккуратно надел себе на голову. Обод приятно защекотал ему виски. «Ну, теперь-то я в безопасности!» – обрадовался этой щекотке Такуан и вернулся на дерево. Парой мгновений позже он уже стоял рядом с Брикабреем под вязом, сжимая в руках посох, покрытый золотой резьбой. Посох был такой тёплый, будто он целый год пролежал в пустыне Аугаитану.

Брикабрей, увидев посох вблизи, побледнел. Он понял, что перед ним боевой посох самого Яньвана Умма-ё. «Посоха этого сам Тёмный Владыка боится!» – подумал Брикабрей. Колдун почуял, что посох наполнен волшебством, и решил, что в нём хранится частица Яньвана.

На самом же деле в посохе были заключены небесная куница Та Гуан и бесёнок Хомацуби, что приходился внуком огненного Кагуцути. Яньван Умма-ё запер их обоих в посох, когда пытался усмирить переполох, возникший на Небесах. Но Брикабрей об этом не знал.

Поэтому колдуну в голову пришла идея, достойная самого Тёмного Владыки. «Если удастся мне частицу Яньвана из посоха вызвать, туго придётся оборотню-прорицателю! И пока он тут занят будет, я все колбы у него выкраду. И всё, что там ещё в мешке у него. Какая отличная идея! Вот не зря же меня Тёмный Владыка в Итаюинду послал, такого умного и хитрого!»

И Брикабрей тихонько произнёс заклинание, которое как-то подсмотрел в одной старой книге. Заклинание это применялось для того, чтобы отворять плотно притёртые крышки у банок с соленьями, а также для выпуска волшебного пара.

Яньван Умма-ё, когда запирал куницу с бесёнком в посох, не намеревался держать их там сколько-то долгое время, потому кухонного заклинания Брикабрея оказалось достаточно, чтобы посох разомкнулся. Бесёнок и куница вылетели наружу облаком волшебного дыма, который окутал Такуана с ног до головы.

Такуан от неожиданности распахнул рот, и волшебный дым пронизал его от верхнего нёба до самой глубокой кишки. Бесёнка Хомацуби тут же вышвырнуло наружу, и он растворился в воздухе вместе с дымом – золотой обод не дал ему завладеть Такуаном.

А про истинную природу куницы волшебный обод ничего не знал. Поэтому небесная куница осталась у Такуана внутри. Воспользовавшись его замешательством, она хорошенько устроилась в сарайчике для небожителей, что Такуан выстроил в своей голове, ещё будучи послушником монастыря на Белой горе. Ведь куница, в конце концов, сама успела стать небожителем, пусть и на весьма недолгое время.

Если бы Хацукои пробыл в монастыре всё положенное для послушничества время, он бы в два счёта выгнал куницу из головы вслед за бесёнком. Но Хацукои теперь звал себя Такуаном, а Такуан все монастырские заветы давно позабыл. Даже имя он себе выбрал такое, что куница почувствовала себя у него в голове как дома.

– Ура-ура! – обрадовалась она. – Я теперь на свободе!

Она полностью овладела Такуаном и, выпустив из рук посох, принялась скакать в его теле вокруг вяза, ни на что не обращая внимания.

Колдун Брикабрей понял, что хитрый план удался – пусть и не совсем так, как он рассчитывал, – и поспешил к дорожной сумке Такуана. Колдун перекинул сумку через плечо и, не потрудившись даже оглянуться, бросился бежать.

Сам же Такуан теперь на человека почти не походил. Он весь покрылся золотисто-рыжей шерстью, а из штанов, проделав дырку, вырвался покрытый такой же шерстью хвост. Однако на то, чтобы хвост стал по-настоящему куньим, волшебных сил у небесной куницы не хватило. Поэтому Такуан стал больше похож на горную обезьяну, которые водились на высоких, покрытых цветами горах Итаюинду.

Лисёнок по имени Дзин, усевшись у самых корней высокого вяза, с любопытством наблюдал за тем, что вытворяла поселившаяся в Такуане куница.

Набегавшись и напрыгавшись вдоволь, небесная куница уселась на траву и задумалась. «Солнце поймать у меня не вышло, – вспомнила она давнюю причину своего появления на Небесах. – И вообще, как-то неудобно вышло с колбами этими. Чем бы теперь мне заняться?» Возвращаться к родичам в Ауяску ей не хотелось – жизнь в Итаюинду приглянулась кунице куда больше.