Шрифт:
Мурашки забегали у Брикабрея по затылку.
– Глухой ты, что ли? – проревел странствующий воин.
– Это вы мне, почтенный? – осторожно спросил колдун, оглянувшись.
– Кому ж ещё? – ответил воин. – Выпей-ка со мной, уважаемый!
– Так я не пью, – стал придумывать отговорки Брикабрей.
– А кто сейчас у трактирщика вина заказывал? Дай угощу тебя!
Колдун понял, что здесь ему против ветра не выплыть, и, скрывая дрожь, подсел к воину за стол.
– Ван Чжу Люцзы меня зовут, – представился странствующий воин. – А тебя как называть?
– Брикабрей, – ответил колдун.
Люцзы плеснул вина в стоявшую на столе кружку и пододвинул её к Брикабрею. Сам же воин поднял кувшин, который был ещё на добрую половину полон.
– Ну, будем знакомы, уважаемый! – произнёс он и опрокинул кувшин.
Брикабрею не оставалось ничего, кроме как последовать примеру Люцзы. Он взял предложенную кружку и хорошенько пригубил, стараясь утопить страх. Вино приятно согрело его живот, и колдун почувствовал себя лучше.
– Чем ты, Люцзы, занимаешься? – спросил он.
– Странствую, – ответил Чжу Люцзы. – Подолгу на месте одном не сижу. Неужто ты не слыхал обо мне?
Брикабрей покачал головой.
– Не здешних мест я, почтенный, – промолвил он.
Люцзы хлопнул его по плечу так, что колдун стал ниже ростом:
– Ну, не беда! Зовут меня Ван Чжу Люцзы, и я известный по всему Итаюинду демоноборец. Однажды я перехитрил песчаного демона, а вот недавно совсем монаха спас. Два оборотня сразу на него бросились, а я обоих уложил. Вот этой палицей!
И Люцзы пнул булаву каумодаки, что лежала под столом среди кувшинов. Дубина качнулась, и кувшины жалобно звякнули в ответ.
– Так и я тоже! – обрадованно сказал Брикабрей и подумал: «Вот кому я о своих подвигах расскажу!»
И Брикабрей начал свой рассказ. Про Тёмного Владыку он, конечно, не сказал и слова. Зато рассказал о схватке с огромным, словно дом, оборотнем на мельнице. И о том, как перехитрил сразу двух оборотней, выпустив одного на другого с помощью заклинания.
– А сколько у меня волшебных реликвий! – принялся он хвалиться, не забывая подливать себе вина. Вино помогало скромности колдуна держаться подальше от присочинённых подробностей.
– Реликвий? – переспросил Люцзы.
– Смотри!
И колдун распахнул свою дорожную суму, в которой тут же блеснули зелёными искрами изумруды.
Блеск этот не ускользнул от Чжу Люцзы.
– Что это у тебя? – спросил он. – И откуда?
– Добыл я это в неравном бою, – ответил Брикабрей, который решил ещё больше свою историю приукрасить. – Набросились на меня оборотни, пятеро за раз. А я их всех в колбы заточил, вот в эти.
Брикабрей достал пару колб из сумки.
– А их предводитель, – продолжил он, – туточки теперь сидит.
И колдун показал Люцзы на чёрную как смоль жемчужину.
Ван Чжу Люцзы тотчас узнал зачарованную колбу. В колбе этой сидел песчаный демон, что доставил Срединному миру порядочно хлопот. А Ван Люцзы как раз поспособствовал его поимке. Так Люцзы понял, что правды в бахвальстве колдуна не больше, чем в озере китов.
– Врёшь ты всё! – крикнул он и схватил колдуна за шиворот. – Украл ожерелье ты, признавайся! Сейчас я тебя в стену головой между брёвен засуну, а ноги оторву и разбросаю по всей округе!
От ужаса Брикабрей совсем ошалел. Со всего размаху он врезал странствующему воину по носу колбами, что были у него в руках. Колбы раскололись, и оттуда вырвались заточённые там бесы-оборотни. Один из них почуял гнев, которым наполнилась голова Люцзы после того, как тот получил по носу. Он ухватился за этот гнев и, словно по верёвке, пролез Люцзы в голову, где и засел между ушей. Второго же беса привлёк аромат вина, которым Чжу Люцзы весь вечер пьянствовал. Бес проскользнул к Люцзы в желудок и принялся там хозяйничать.
Сам Люцзы выпустил колдуна и схватился за голову, пытаясь вытащить из себя бесов. Брикабрею же только того и надо было. Он схватил свою сумку и со всех ног бросился бежать.
А странствующий воин боролся с бесами, которые сидели у него внутри. Чжу Люцзы по природе своей был гневлив и любил поесть, поэтому-то бесы так легко к нему и забрались. Победить их у Люцзы не получалось. Кожа бродячего воина стала зеленеть и покрылась жёсткой щетиной. Сам он завыл утробным голосом и припал на четвереньки.