Я ломаю голову над его словами, пытаясь понять смысл предупреждения.

И тут загорается лампочка.

— Это из-за того, что ты видел в ванной? — Я спрашиваю.

— Ты пытаешься похудеть, выплевывая съеденное, — серьезно говорит он. — Я узнаю признаки.

У меня отвисает челюсть. — Что?

На его глазах выступают слезы. — Это я виноват, что всегда говорил тебе быть сильной. Ты моя малышка. То, что мир считает тебя непробиваемой, не значит, что ты таковой и являешься. Ты должна иметь возможность приходить ко мне, когда у тебя проблемы с изображением тела. А если нет, я должен быть в состоянии увидеть, когда я тебе понадоблюсь. Мне следовало примчаться сюда в тот момент, когда ты сообщила миру, что ты Vanya Scott.

— Папа… ты поэтому прилетел сюда сегодня? Из-за ненависти, которую я получаю в Интернете?

— Более важный вопрос заключается в том, почему ты причиняешь себе вред только для того, чтобы похудеть?

Я тяжело вздыхаю. Все сначала предполагают, что у меня расстройство пищевого поведения, и это немного раздражает.

— Папа, я не причиняю себе вреда. И я знаю, что я красивая. Я великолепна. Мне абсолютно комфортно в своей коже. — Я смотрю на него. — Вы с мамой проделали со мной отличную работу.

— Может быть, если бы я жил поближе…

Я качаю головой. — Ты построил для себя замечательную жизнь. Ты заслуживаешь прожить ее.

Он фыркает. — Я люблю тебя, ты знаешь это?

— Я тоже тебя люблю. И как бы мне ни нравился этот разговор, не могли бы мы, пожалуйста, срезать путь? Это невыносимое движение.

Папа посмеивается. — Ты так сильно напоминаешь мне свою мать.

Его слова сильно задели меня.

Особенно когда я вижу огни больницы, маячащие перед нами.

Воспоминания о нашей последней поездке к маме вспыхивают в моей голове. Я отталкиваю их. Я нужна Хадину прямо сейчас. У меня нет времени на подавленность.

Папа выгибает бровь, когда паркуется, и я выпрыгиваю из машины. Он ничего не говорит, пока не видит, как я торопливо направляюсь в здание.

— Ты больше не боишься больниц? — спрашивает он, следуя за мной через вестибюль.

— Нет, я все еще ненавижу больницы. — Мои глаза бегают взад-вперед, пока я осматриваю коридоры. — Я просто ненавижу Хадина немного больше.

Папа останавливается и пристально смотрит на меня.

— Сюда, — говорю я. Затем я тащу его по коридору и затаскиваю в лифт.

Дон и Макс уже там, когда мы приезжаем. Макс разговаривает с доктором, холодные голубые глаза не отрываются от лица старика. Его устрашающему взгляду соответствуют только его устрашающий рост и телосложение.

Дон сидит рядом с Хадином в креслах для ожидания. На ней грязный комбинезон. Ее потрясающее лицо в жирных разводах. Такое впечатление, что она прибежала сюда прямо из мастерской.

Мои торопливые шаги оповещают всех о нашем прибытии.

Хадин поднимает взгляд. Его глаза расширяются. — Ваня?

— Я позвонила ей, — говорит Дон.

Макс оборачивается, его взгляд падает на меня. Он кивает.

Я киваю в ответ и сажусь рядом с Хадином. Я сердито ругаю его: — Почему ты мне не позвонил?

Он хмуро смотрит на меня и, наклонившись ближе, шепчет: — Я хотел, чтобы ты отдохнула.

— Похоже ли, что мне нужен отдых?

Дон успокаивающе кладет руку мне на плечо. — Ваня, все в порядке. Врачам удалось стабилизировать состояние мистера Маллиза.

— В настоящее время к нему не допускаются посетители. — Макс подходит к нашей группе и смотрит на Хадина сверху вниз. — Он в слишком хрупком состоянии.

— Хадин! — миссис Маллиз вбегает в вестибюль. На ней расклешенное платье и шарф, повязанный вокруг шеи. Волосы убраны с лица. Несмотря на ее изысканный макияж и дизайнерское платье, она по-прежнему выглядит измученной и бледной.

Она оглядывает все новые лица и замирает, когда видит моего отца. — Хью?

— Рут.

Миссис Маллиз принимает протянутую отцом руку и пожимает ее. Теперь она выглядит менее расстроенной и говорит: — Мне только что позвонили из больницы.

— Мастер Маллиз. — Уилл бежит к нам рысцой.

— Привет, Уилл. — Я шевелю пальцами.

— Леди Маллиз.

Я съеживаюсь. Ему действительно нужно завязывать с причудливыми названиями.

— Что случилось? — Шепчет мама Хадина. — С моим мужем все было в порядке, когда я уходила.

— У него был шок, — объясняет Макс. — В этом не было ничьей вины.

Хадин бросает на меня виноватый взгляд.

Мое сердце замирает, и я начинаю собирать воедино то, что произошло. Хадин, должно быть, последовал моему совету и противостоял своему отцу.