– Да, мой император, – выдавил он.

Мельседей, глядя на лицо младшего принца, издал тяжёлый вздох:

– Что с твоими губами, сын мой?

– С моими губами удар твоего старшего сына, – зарычал Обран.

– И это причина обвинения? – выражение лица императора не изменилось. Осталось спокойным, внимательным и холодным.

– Это одна из причин, отец, – Обран гневно улыбнулся. – Вторая причина в том, что принц Нардэн совершил преступление против крови. У меня есть основание полагать, что он оскверняет себя.

Мельседей сделал знак сыну замолчать, потом велел своим генералам отойти и через мгновения остался под лучами проектора один.

– Продолжай, – тяжело вздохнул он.

Обран с этим не задержался:

– Он питается грязной пищей, скорее всего животными или больными людьми. Или всеми вместе. Если это подтвердится, то принц Нардэн уничтожает кровь Мезамеросов и должен быть лишен императорского положения…

Мельседей заметил вельможу Брачиса в кабинете принца и, не дослушав последнего, обратился к управляющему дворца:

– Талан, ты подтверждаешь?

Этот переход внимания отца заставил Обрана замолчать и сглотнуть ком. Гнев превратился в боль за один миг. Принц обернулся к Брачису, и тот утвердительно опустил голову:

– Да, мой император. На этот раз есть много свидетелей наличия у принца Нардэна признаков самоосквернения.

– Каких? – жёстко спросил Мельседей.

И его голос наконец выдал эмоции.

– Внешние признаки – истощение, худоба, потеря пигментации волос, бледность кожи… – Талан сделал паузу, но всё-таки озвучил более существенные свидетельства: – Отвердение сухожильной оболочки гресс-жил, уменьшение биолюминесценции и объём энергосилы тела, несоответствующий его питанию.

– Насколько несоответствующий? – мрачно уточнил император.

– Он рассеял довольно сильный энергоимпульс одним малым встречным разрядом, – ответил Брачис.

Обран не смог сдержаться и вступил в разговор, из которого отец его исключил.

– Биотоки больного или умирающего тела загрязняют грессы, но при этом изменяют их, – напомнил принц. – Это стимулятор, которой отравляет этот орган. Эгрессер, питающийся нездоровой пищей, становится очень силён, но живёт недолго…

– Что говорит его врач? – Мельседей спокойно прервал сына, словно не обратив внимания на его слова.

Обран замолчал, а Талан отрицательно покачал головой:

– Он подтверждает отвердение оболочки, но пробу атефирующей жидкости из гресс-жилы не брал. Принц Нардэн отказался от процедуры.

Император, сжимая губы, отвернулся от полотна и посмотрел на генералов, стоявших за открытыми дверьми зала. Они ожидали завершения этого сеанса и конечно слышали сказанное. Но оно не могло их удивить.

Оба сына императора были хорошо известны в среде военнослужащих. Обран – чрезмерной вспыльчивостью и чревоугодием, неуважением к командирам, а Нардэн, несмотря на доверие командования и подчинённых, особо отличался своим безобразным неуважением к собственному роду и знатным семьям. Старший принц не следовал никаким традициям и правилам, и с завидным постоянством позорил императорский дом. Относиться к нему, как к наследнику Мезамероса не мог никто.

Именно последнее причиняло Мельседею наибольшее разочарование, и сейчас он взял себе паузу подумать. Император надеялся, что совместный отпуск его сыновей как-то поспособствует улучшению отношений между ними. Вельможе Брачису и даме Маноре было поручено принять все меры к приятному времяпрепровождению принцев. Но результат воистину плачевный. И похоже, откладывать решение внутренних проблем императорского дома больше нельзя.

– Отец! – Обран не выдержал долгого молчания.

– Я прибуду к вам.

Слова императора заставили вздрогнуть и принца и управляющего дворца.

Мельседей вернулся глазами к ним:

– Я изменю свои планы, сын мой. Делегация Бреганы должна прибыть для переговоров завтра вечером, отменить эту встречу не в интересах империи. Мы перенесём её в вашу резиденцию. У меня будет время выслушать твои обвинения. Будьте готовы принять нас.

Полотно погасло без прощания, и Обран стоял молча ещё мгновения. Желваки играли на его лице вместе с болезненной улыбкой.

– Если бы Нардэн обвинил в осквернении императорской крови меня, – наконец вздохнул принц, – отец лично вырвал бы мне грессы. Без расследования, просто сам, своей рукой. Почему так, Талан?

Обран обернулся к вельможе, и тот увидел, как молодое лицо принца искажается яростью.

– Что бы он не делал, отец любит его! – зарычал Обран. – Любит своего первенца, как и его мать, которая предала его! Моей матери он не даёт и трети той любви, которую давал ей! А Нардэн просто плюёт ему в лицо!