– Так что за тяжёлые времена?

– Пап, очень скоро всё перевернётся с ног на голову. Всё во что ты всю жизнь верил, и считал незыблемой истиной, окажется никому не нужно. Так будет не только с тобой. Вся страна потеряет ориентиры, все люди потеряют опору и почву под ногами. Это будет очень внезапно и неожиданно. И очень многие не найдут себя в изменившемся мире. И я очень хочу, чтоб вы были к этому готовы.

– Да что случится-то? Война?

– Да что вы вцепились в эту войну? Не будет войны. Вернее, будет, но совсем не та, которую вы ждёте.

– Кто это – мы?

– Да вы все. Старшее поколение. Я понимаю, у вас тяжёлое наследие и генетическая память. Но наши противники прекрасно понимают, что поработить нас в прямом противостоянии им не удастся. Поэтому применят другое оружие.

– Это какое-такое другое? – я видел, что отец не относится к моим словам серьёзно, уже начал ёрничать.

– Психологическое, пап.

– Ой! Уже боюсь!

– Пап, я не знаю, как до тебя донести мои слова, но пожалуйста, прекрати бухать каждый день. На тебя мама уже надеяться перестала. Ты не идёшь на контакт, не хочешь ничего ни от кого слышать. А когда им понадобится твоё плечо, ты не сможешь им его подставить. Просто, потому что будешь валяться пьяный. Слышишь…

– Ты мне тут не указывай, сопляк! Я жизнь прожил, и кое-что видел, в отличие от тебя! Будешь ты меня тут жизни учить! Щенок! – отец встал и вышел из комнаты. Ну, я должен был попытаться. Ладно, не получилось, так не получилось. Что там у меня по отъезду? Вещи все, что планировал - закуплены. Денег осталось – чуть. Ладно, главное, чтоб на дорогу хватило. У родителей всё равно нет. На следующей неделе надо выписываться. Это процесс не быстрый. Где-бы ещё денег взять, хоть рублей пятьдесят? Вагоны что-ли разгружать пойти? А может лучше на рынок? На овощной. Там тоже грузчики нужны. Надо съездить потолкаться, поузнавать. Так, что у нас время? Пол-одиннадцатого. Нормально, ещё успею. Я надел старые потрёпанные шмотки, взял денег на перекусить, и поехал в центр. По дороге пришла в голову ещё одна дельная мысль. Надо телеграмму дать на предприятие, чтобы встретили. Так проще будет, не с чемоданами таскаться. Ладно, сейчас всё равно вызова с собой нет, а адрес я наизусть не помню. Завтра сделаю.

Не занимался я этим никогда. И в прошлой жизни тоже. Не знаю, к кому подходить. Пошёл по рядам спрашивать, не нужна ли кому-нибудь помощь. Мне показали на администрацию рынка, мол все вопросы решаются там. Пошёл в администрацию. У кого спрашивать – непонятно.

– Ты работу ищешь? – спросил меня кто-то со спины.

– Ищу, - я повернулся. Передо мной стоял сухой жилистый мужик в непромокаемом фартуке.

– Ну, пойдём, раз ищешь.

– Вы сначала скажите, что-за работа и сколько платят.

– Я – мясник. Работа – фуру разгрузить с тушами. Плачу пятьдесят рублей за полную разгрузку. По рукам?

– Я один что-ли разгружать буду? – спросил я. Я знаю, что такое – туши ворочать. Работа нифига не лёгкая. Тем более в одинокого, - и большая-ли фура?

– Нет, там ещё один желающий есть. А фура – пятьдесят туш.

– Не. Мало. Не пойду.

– А за сколько пойдёшь?

Я не знаю никаких расценок. Но это рынок. Можно торговаться. В итоге, наверняка к нужной цене и придём.

– Двести пятьдесят за разгрузку фуры на двоих, сказал я свою цену.

– Ну, ты завернул! – сказал мясник, но по лицу видно, что удивился не сильно, - сто, и ни копейки больше.

– Там туши или полутушки?

– Туши. Свиные. И бараньи.

– Ладно, двести.

– Нет, двести – много. Не хочешь – не иди.

– Не пойду.

– Ладно, кого-нибудь ещё найду, - он сделал вид, что уходит. Я молчал. У дверей он остановился:

– Последнее слово – сто пятьдесят.

– Сто восемьдесят.

– Ладно, уговорил.

К мясному отделу задом была пришвартована длинная фура - рефрижератор. Внутри на крюках висели туши. Их все надо было перетащить в холодильник мясного отдела, и тоже развесить на крюки. Простой фуры стоит дорого, поэтому мясник и согласился. Ему выгодней сейчас отдать деньги за разгрузку, чем потом платить и за разгрузку, и за простой. Там-же мотался ещё один мужичок. С виду маленький и согбенный, но я знал, что вот такие обычно и тянут всю работу, когда с виду здоровые бугаи сдыхают через час. Мясник выдал нам крюки и тележку, и мы начали. Тридцать свиных туш были самыми тяжёлыми. На них мы потратили три часа. Двадцать бараньих перетаскали быстро. На всё про всё ушло часов около пяти. Я уже предчувствовал, как получу деньги и мне хватит на всё, и работать больше не придётся, когда из коридора к нам вышел Андрей Витальевич.

– Вот-так встреча! И что мы здесь делаем? Нетрудовые доходы получаем?

– И вам не хворать, Андрей Витальевич, - ответил я, - что-ж не трудовые-то, вон, машину разгрузили. Пятьдесят туш.

– Ну, пошли, раз разгрузили, будем разбираться.

– Сейчас деньги получу, и пойдём, Андрей Витальевич, - сказал я, предчувствуя, что у меня проблема и денег мне не видать. Мужичок, как бы невзначай отодвигался от нас всё дальше и дальше, приближаясь к углу и стремясь исчезнуть за ним.

– Нехрен ждать, - Андрей Витальевич вдруг сделался злым и колючим, - пшёл вперёд, я сказал!