– Андрей Витальевич, у вас ко мне какая-то личная неприязнь? – спросил я. Мужичок уже слинял.

– Иди, сказал!

– Вы меня в чём-то обвиняете?

– В отделе разберёмся!

– Ладно, пойдём, - сказал я.

Мы вышли из мясного отдела, сразу на улицу, через служебный вход. У тротуара стоял жёлтый ментовский жигуль с водителем. Меня усадили на заднее сидение, Андрей Витальевич сел на переднее и мы поехали. Ехали мы в сторону того района, где жила Света с отцом. «Странно, это-же не его участок», - думал я. «Скорей всего он в сговоре с мясником, а возможно, не только с мясником. Мы разгружаем машину, мясник, видя, что работа заканчивается, звонит ему, и он за мзду малую, оставляет работников без оплаты. Забирает в участок, там их пугают всеми карами небесными, работнички соглашаются с любой фигнёй, лишь бы свалить из участка. На этом он имеет вряд ли много, но курочка по зёрнышку клюёт. Сейчас не девяностые. Вот в девяностые он будет крышевать бандосов во всю широту души. Ладно, разберёмся.»

Меня привезли в отдел и запихнули в обезьянник. «Понятно, чтоб пришёл в нужное душевное состояние. Сейчас пять часов доходит, рабочее время кончается, вряд ли будут мариновать долго. Посмотрим». Я уселся на скамейку. В обезьяннике, на удивление, никого не было. Блин, жалко, смартфонов нет сейчас. Сидел-бы да книжки читал.

В полшестого на меня соизволили обратить внимание. К решётке подошёл какой-то лейтенант:

– Ты кто? – тон наглый, хозяйственный.

– Конь в пальто.

– Что-о?! Ну-ка встал!

– А-то что?

– Ну пи%дец тебе! В допросную его!

К обезьяннику подбежали двое подручных, открыли дверь, выволокли меня и потащили к какой-то двери, запихнули внутрь. Внутри стоял стол и стул посреди комнаты. Меня усадили на этот стул, придавив руками на плечи.

– Ты кто такой?! – заорал на меня летёха брызжа слюной.

– Это вы – кто такой? Представьтесь пожалуйста и поясните мне основания для моего задержания и допроса. И не надо брызгать… БАЦ! – это он влепил мне затрещину.

– Умничать будешь?! – снова заорал летёха.

– Буду, - я потрогал языком левую щёку, - обязательно буду.

– Ну-ка вы, двое, объясните клиенту, как надо разговаривать с представителями власти.

Руки с моих плеч убрались, но оба появились в поле моего зрения. Один поднял меня за грудки, второй сразу ударил кулаком в живот. Ударил, надо сказать, так-себе. Мне на тренировках и сильней прилетало. Увидев, что я удар выдержал, он размахнулся и ударил сильней. Это было уже чувствительней, но удар я держать привык. Тот, что держал меня за грудки, видя такое дело, отпустил одну руку и тоже ударил меня в живот.

– Что вы там возитесь?! – заорал летёха, - учить что-ли надо всему? – Он вскочил, зашёл ко мне со спины и ударил по почкам. Вот это было реально больно. Ноги чуть не отнялись.

– Нравится? – куражась спросил летёха, - держи ещё! – и мне прилетело по другой почке. Я упал на колени. Ноги не держали. Двое подручных подхватили меня под руки и усадили на стул.

– Ну так что, говорить будем, или умничать? – летёха сбавил тон.

– Пошёл на%уй, пидар, - ответил я. Я уже закусился, и теперь им была одна дорога – убить меня. И хрен я им прогнусь. А если выйду отсюда живым – по любому снятие побоев и прокуратура.

– Ну пи%дец тебе, - сказал летёха вставая и беря в руки резиновую палку.

– Что здесь такое! – услышал я за спиной голос Андрея Витальевича, - Кто велел? Кто разрешил?

– Да вот, допрос проводим, клиент запирается.

– Ты идиот, Молчанов? – спросил Андрей Витальевич, - Не, не правильно сказал. Молчанов, ты – идиот! Ты его задерживал? Тебе приказывал кто-нибудь допрос проводить? Вышли на%уй отсюда все трое! Молчанов, в понедельник объяснительную напишешь!

«Понятно. Сейчас доброго полицейского играть будет».

– Ты, Слава, не сердись на них. Служебное рвение проявляют. Так что мне с тобой делать-то, Слава?

– Да по%ую, Андрей Витальевич, - я намеренно ответил резко, - что-бы вы сейчас не делали, вы для меня теперь – мусор. И если я выйду отсюда, я по любому пойду в прокуратуру, писать заявление. Так что, как по мне, так у вас выход один – убить. И вывезти тело ночью, тишком, перед этим лицо изуродовав. Ну, как те, московские.

Андрей Витальевич перестал играть, посерьёзнел.

– Я ведь могу их вернуть.

– Так я этого от вас и жду. Вы меня сейчас вообще не удивили. В мусорской парадигме, вы ведёте себя абсолютно предсказуемо.

– Прям не боишься?

– Не боюсь. Знаю, что будет больно и к этому готов. Так что зовите ваших костоломов.

Андрей Витальевич смотрел на меня задумчиво. Я не питал иллюзий, если он решит сейчас замылить свой косяк, меня похоронят. Но и прогибаться я не буду.

– Так ведь мне не обязательно тебя бить. Мне достаточно тебя в камеру упрятать. В очень весёлую камеру. А там местный контингент тебя сам обработает как надо.