Я буквально порхаю, бабочки внутри расправляют крылья и взлетают. Внизу живота разливается приятное тепло. Тот секс в поле — вообще нечто. Я заливаюсь краской до самых ушей, едва только вспоминаю нас.

После нашей близости я совершенно оторвалась от реальности. Мы настолько расслабились и забили со Славой на все, что я даже ночевала с ним в гостинице. Плевать на мать и на пересуды. Хотя какие тут могут быть пересуды, если мы со Славой вместе?

Весь день матери нет дома. Бабуля хочет, но, видно, остерегается поднимать интересующую ее тему, лишь бросает на меня жалостливые взгляды.

— Ну спроси уже что ли, бабуль, — стараюсь говорить спокойно, но голос все равно дрожит.

Не хочу я ворошить то прошлое, ну правда.

Отставляю чашку с недопитым чаем и разворачиваю конфету, закидываю ее в рот. Может, хоть так получится вытравить горечь?

— Нюшенька, все ты знаешь. Что покоя не дает мне.

— Рассказывать нечего, бабуль. Уже нечего. Я была молода, одинока, брошена, растеряна и испугана.

Рассказываю ей сжатую безэмоциональную версию произошедшего. Тем не менее бабуля все равно тихонько плачет. Подсаживаюсь ближе и обнимаю ее.

— Все хорошо уже, бабуль. То уже в прошлом.

— Кто он, Нюшенька? Отец ребенка кто?

— Слава, — отвечаю со вздохом.

— Слава? — хватается за сердце. — Твой Слава?

И снова короткий рассказ. Вдогонку заверяю, что верю ему. Доказал он уже. И не раз. И то, что раскаивается, и что винит себя, и что не помнит. Сейчас рядом со мной уверенный в себе, цельный мужчина, на которого можно положиться. От которого, как бы это ни звучало странно, хочется детей.

Я тихонько вздыхаю, бабушка успокаивается в моих объятиях. В этот момент в дом заходит мать, которая наконец-то ушла от соседки, потому что время уже позднее.

Окидывает нас недовольным взглядом и поджимает губы:

— И после этого меня винят в несдержанности? А как можно сдерживаться, когда стоит этой… — ну давай! обзови меня! но нет: — появиться, и ты, мама, снова с давлением, головной болью и ноющим сердцем.

«Оно у нее хотя бы есть. В отличие от тебя», — прикусываю язык. Молчу. Не ради нее, ради бабушки. Кто-то же должен быть адекватным из нас двоих?

— Нормально со мной все, — отвечает ба бодро. — Вот поговорила с внучкой, выяснила, что у нее все хорошо, и сердце теперь на месте.

Мать фыркает, разувается и шагает через кухню. Проходя мимо меня, задевает плечом. Ненарочно, ага.

— Да что с ней будет, — произносит жестко. — Она вон на свою голову ищет — весь поселок обсуждает ее распутство.

— А по-моему, одна ты меня осуждаешь и обсуждаешь тоже, — не сдерживаюсь.

— Кто-то же должен? — хмыкает высокомерно. — А то ты так начнешь нашим алкашам давать. У нас их мно-о-ого.

Отпивает воды из стакана и смотрит на меня презрительно.

Встаю, отбираю стакан и выплескиваю воду матери в лицо. Тут же поднимаю руку и залепляю ей пощечину. Не больно, скорее унизительно.

Я достаточно долго терпела. Мать. Мать. Мать. Была ли она хоть раз мне матерью? Настоящей мамой, которая обнимает своими горячими руками, защищает от всего мира. Обещает счастье, дарует ласку и тепло. Поет нежные песни, рассказывает наивные сказки.

Нет.

— Охладись, — говорю ей.

Голос хрипит. Я бы заплакала, но она растопчет меня, увидев слезы. Ожидаемо мать молчит, просто как рыба открывает и закрывает рот, хватая воздух.

Подхожу к бабушке и помогаю ей подняться, отвожу в спальню.

— Прости, — вздыхаю.

— Не извиняйся. Я все понимаю. Ты и так долго терпела, — гладит она меня по волосам. — Это ты прости меня.

— За что? — удивляюсь.

— За то, что защитить не получается. Видит бог, я не хотела такого для тебя. Ну что мне сделать, скажи? — плачет.

А я наоборот улыбаясь и вытираю ее слезы:

— Как что? Выздоравливать. Это будет самый лучший подарок.

Ночь сплю отвратительно. Поднимаюсь еще до рассвета. Умываюсь и возвращаюсь к себе в комнату, переодеваюсь в легкие брючки и топ. Зависаю с телефоном в руке. Пишу Славе сообщение. Какие-то нежные глупости о том, что скучаю и очень жду его.

Сижу в тишине, наблюдая в окно рассвет.

Неожиданно слышу шум в коридоре и тихонько выглядываю из комнаты. Вижу силуэт матери. Она проходит в комнату к бабушке и прикрывает за собой дверь. Та закрывается неплотно, оставляя щель.

Прохожу по коридору и беру с небольшого столика три баночки, которые мама принесла от Кузьминичны. В них была какая-то настойка, но бабушка ее выпила, теперь баночки надо вернуть.

Вообще бабушка сказала это сделать маме, но та проигнорировала. Она почему-то ужасно боится местную ворожею. Перехватываю стекляшки поудобнее и уже собираюсь отнести их на кухню, когда слышу разговор.