Когда запахи из земляной глиняной печки, что пряталась у корней сосны-великанши, достигли крыши дома, поднялся и Игорь: заспанный, помятый и голодный. Аня пожалела, что не взяла с собой какое-нибудь зеркальце: вот уж отличная подвернулась возможность отомстить и тоже запустить ему в глаз солнечный зайчик. Пришлось обойтись ехидными комментариями.

Они позавтракали. Хлеб с «зеленушкой» - смесью сметаны и мелко порубленного лука – зашел на ура, хотя некоторые сомнения в том, стоит ли есть сто процентов натуральную сметану, Аню все-таки посетили, но ненадолго: голод – не тетка. После завтрака явился Микола и сказал, что двуколка загружена. Аню будто шилом кто в ягодицу уколол: а как же бланки?! К счастью, отчитанный за оплошность с дубом «домовой» на этот раз догадался их хотя бы подсунуть всем желающим воспользоваться услугами фельдъегеря. Но, не имея при себе пишущих принадлежностей (а то и не умея писать по-русски), местные жители все бумажки растащили по домам, и пришлось еще долго ждать, пока они их вернут.

Пока суд да дело, пришлось Ане и Игорю после прощания с дедушкой и бабушкой посидеть еще немного у старейшины, вежливо потягивая травяной чаек. Девица, похожая на Хозяйку медной горы, старательно строила парню глазки, но тот не велся и так же старательно молчал. К счастью, подкованный в этикете хозяин умело помогал им скоротать время за беседой – а, точнее, его бесконечным монологом, в который Аня почти не вслушивалась.

– Знали бы вы, дети, какими в ту пору были наши леса, - печально-мечтательно вещал он, скрестив пальцы на округлом брюшке. – Дуб, что рос подле Светлых палат, уходил в самое небо: невозможно было разглядеть вершину. Пожалуй, он был даже выше того, что украшал дом старейшины Эрдала, хоть тот никогда в этом не признается. Наш дуб был могуч. И тем страшнее было видеть его гибель. Я ведь последним уходил в Зияние. Уже шаг сделал и руку погрузил. Но не выдержал, обернулся. А наш дуб, наш красавец, вдруг рассыпался облаком искр, и через мгновение те погасли. Всепожирающая тьма неслась в мою сторону с необычайной скоростью. Все вспыхивало и исчезало там, где она проходила. Я едва успел нырнуть в Зияние. Величественное и печальное зрелище гибели Мира.

Старейшина вздохнул. Аня сочувственно промолчала. Ей трудно было понять этих людей и еще труднее – представить, как все это было. Нынешние селения эльфов представляли собой скорее пародию на каких-нибудь староверов, и нельзя было по их быту судить о прошлом исчезнувшего мира: вряд ли те Светлые палаты, о которых говорил старейшина Тополь, были похожи на землянки или гнезда на деревьях. Наверное, там были города со своей архитектурой, стилем, многовековой историей. И хоть ныне эльфы уже четыреста лет проживали в уральских лесах, приспособились и потихоньку-понемножку обживали территорию, на нее они производили впечатление бедствующих. Тем более, постоянный отток молодежи, не заставшей «золотой век» и потому не поддерживающей стариковские идеи, вовсе не способствовал процветанию края.

– Мы думали, что сможем восстановить былое величие нашей расы, - продолжил старейшина Тополь после небольшой паузы. – Но дубы отчего-то плохо растут на этих землях. Наверное, ваш бог осердился на нас за вторжение.

– Ерунда, - все-таки подал голос Игорь, не выдержав. – Дубы – эндемики. Им просто чего-то не хватает на Урале: может, минералов, а, может, споров каких-нибудь грибов и побочных продуктов их жизнедеятельности.

– Грибы мы с собой тоже прихватили, - возразил старейшина.

– Да я не о тех грибах говорю, которые вы на еду выращиваете, - отмахнулся парень. – С этими все понятно, они как шампиньоны. Я о других грибах – невидимых.

– Мм? – старик удивленно вскинул брови. – А такие бывают? О невесомых я слышал – были в старом мире такие: когда созревали, надувались, как шары и парили в воздухе, пока не лопались. А вот о невидимых – нет.

– Ну, не в том смысле невидимые, что прозрачные, а в том смысле, что споры у них мелкие, и сами они – как плесень, - пояснил Игорь. – Они могли быть в почве, могли жить на корнях дубов, снабжая их питательными веществами. А тут дубы вынуждены выживать без их помощи, вот и не растут.

Аня непроизвольно покивала: предположение прозвучало весьма правдоподобно. На земле тоже многие экосистемы рушились, стоило только изъять важное звено – сколько таких примеров в сельскохозяйственном освоении!

– Ерунда, - нахмурился старейшина. – Это все выдумки местных «ученых». Не помню я никакой плесени на корнях Великого дуба.

– Но дед рассказывал, что они серебрились, как и кора, - возразил Игорь.

– От воды они серебрились, - поджал губы старейшина. – Там родник был… как бы это по-русски сказать правильнее… Назовем его, пожалуй, «Земной артерией».

– Мм? – одновременно выдали Аня и Игорь, переглянувшись.

– Ну, бывают такие источники, - старик зашевелил в воздухе пальцами, пытаясь подобрать слова. – Они теплые, местами и горячие встречаются. Иногда бьют из-под земли фонтаном.

– Гейзер, что ли? – вспомнила нужное слово Аня.

– Вот-вот, гейзер, - кивнул старик. – Он из-под земли бил теплой водой – высоко-высоко, метров на пять. Рассеивался и стекал по стволу. Красиво – словами не передать. И вот с той-то стороны все было серебристое и твердое, как скала – даже листья, если до них долетало. А корни от той воды такие прочные были, что с места не сдвинешь. Бывало, как пойдет такой корешок под дом расти – разворотит все, разломает. И не перерубишь его, не распилишь. Приходилось заново строить. А дуб – он ведь корнями повсюду. Что на земле есть, все рано или поздно переломает. Так и выходило, что дома все выше по деревьям располагались, и город будто парил в воздухе. Красота. Ах, как хочется вернуть то время!

Старик мечтательно запрокинул голову, прослезившись.

– Погодите, - остановил его Игорь. – А вода эта, она съедобная была? В смысле – питьевая?

– Окстись, дуралей! – даже отшатнулся от него не ожидавший такого перехода старейшина. – Кто ж из-под дуба воду пить будет? Отравишься. Отец мой, помню, все ее выпаривал – порошки какие-то делал. Насушит-насушит – бочки две, а то и больше было. Чего он там с ними делал – кто ж теперь разберет? Сын мой как-то стащил у него целый кувшинчик того порошка. Ой, отец ругался! Плетей ему всыпал. Но сынок-то у меня упрямый, забодай его козел. Все стерпел, да обиделся смертельно. Взял, да и перед тем самым днем обе бочки у него обратно под дуб высыпал.