Шрифт:
– Это не повод тащить ее в постель.
– Она была не против.
– Она вся в синяках, — ненависть закипает в нём снова, сами собой закручиваются воздушные смерчи — и лопаются от осознания собственного бессилия.
– Так получилось… само как-то, но я её спросил… кажется, и она была не против.
"Да она так тебя боится, что руку отдаст, если ты попросишь, даже не пикнет"
– В любом случае, это всё уже не важно. Я женюсь на ней. Это решит все вопросы, так что и говорить не о чем. Остынь, морализатор.
– Торико не заключают браки с людьми.
– Но она об этом не знает. А даже если и знает — теперь у неё нет выбора, — отмахивается Ал. Мелкая многоногая тварь вырывается и прыгает на стену. Они с Алом с любопытством смотрят друг на друга — если эти мохнатые моргающие отростки являются глазами, а не чем-нибудь еще. Наружными половыми органами, например.
– Вот так просто, да?
– Спроси у неё сам, — пожимает плечами Ал. — Я не насилую женщин. Кори была не против.
– Ей только шестнадцать.
– Хватит нудить, Мак. Кому ты собираешься на меня доносить? Королю?
…Какой смысл злиться на Алариуса? Имеет ли смысл срывать зло на ребенке, если тот справил нужду не в ночной горшок, а в бесценную керамическую вазу домагической эпохи? Если для него всё, происходящее вокруг — не более, чем эксперимент, игра? Затащил в постель девчонку, просто потому, что захотел. Через пару лет женится на ней. Будет исследовать, как заблагорассудится. Захочет — ядом накормит, захочет — палец отрежет. А ну как удастся обратно прирастить?
В качестве эксперимента заделает ей детей — могут ли скрещиваться люди и одна из рода Торико? Интересно же, что получится. Скажет потом, что Кори была не против…
Хочется выть.
Перед глазами снова встаёт картинка, как его пальцы в бессильной ярости сами собой расстегивают пуговицы на её платье, обнажая худую белую спину, покрытую синяками, её трясущиеся губы, руки, прикрывающие грудь, страх и стыд в глазах.
Но она ни в чём не виновата.
Он сам во всем виноват. Нельзя было оставлять ее здесь. Нельзя было полагаться на то, что всё само собой как-то сложится и разрешится, и бежать от себя — тоже было нельзя. Он не Ал, и ответственность не берётся наполовину. Да, он обеспечил Ликории относительно сносный быт, нашёл ей учительницу из отставных, лицейских, осиротевшая одинокая Кори очень к ней привязалась. Он и сам учил её всему потихоньку, уговаривая себя, что это — маленькая девочка, еще ребёнок, требующий заботы. А нужно было просто её забрать и никого не слушать. Беречь ото всех. Украсть, взять тринадцатый замок штурмом, сравнять его с землёй, что угодно, как угодно, но…
В одном Ал прав.
Так или иначе, ему стоит спросить саму Кори, и если она захочет с ним уйти…
***
– Чего бы ты хотела, Кори?
На очередной отъезд Алариуса в Коринскую Академию магии Макилан забирает Кори с собой. В отсутствии «господина» она преображается, словно засыхающий цветок, поставленный в воду, с любопытством смотрит в окно экипажа: узкую полоску между занавеской и стенкой. Тонкие руки благонравно сложены на коленях, но коротко подстриженные ногти то и дело впиваются в нежную кожу, оставляя полумесяцы следов.
– Что вы имеете в виду, господин Сартвен?
– Макилан. Что бы ты хотела посмотреть в столице?
Она смотрит на него, как на божество, но это вызывает только раздражение. Пиетет Кори объясняется только его близостью к Алу.
– Как можно, господин… господин, — по одной интонации понятно, когда она говорит об Алариусе. — Господин велел никуда не ходить и ни с кем не разговаривать. Господин сказал, так нужно для безопасности.
– Кори… — Мак тихонько касается её плеча, девушка вжимается в сидение, а он ругает себя за то, что не сдержал неуместный порыв. — Кори, тебе исполнится восемнадцать через два месяца. Ты знаешь, что Алариус… Ал хочет на тебе жениться? Он тебе говорил?
Она, чуть помедлив, кивает.
– Тебе надо учиться хотя бы называть его по имени.
Кори снова украдкой бросает взгляд на полоску света, а Мак не знает, куда ему деться и что сделать.