Шрифт:
— Целитель Вак, — Мари кивает на незнакомого старичка, — Быстро тебя подлатал, но окончательно всё пройдёт только через пару дней. А ну, пей давай!
— Что это? — я легонько отталкиваю стакан неожиданно слабой рукой.
— Успокоительное! — грозно рявкает девушка. — Пей, а то как дам сейчас!
Напиток горький, но эта горечь отчего-то не вызывает отторжения, и по-своему даже приятна, а горячая кружка греет озябшие пальцы.
— Эй, девки! — оборачивается Ана, чуть не снося субтильного Ориса со стула. — Подсаживайтесь, давайте, не тяните быка за хвост.
— Сколько сейчас времени? — спрашиваю я Мари, но она только беззаботно пожимает плечами — какая, мол, разница? — забирает пустую чашку, хватает меня за руку, тащит за стол, усаживая рядом с Родом и приземляясь с другой стороны. Лия скоро и ловко расставляет стеклянные бокалы, а Орис степенно наполняет их прозрачной жидкостью из исполинской бутылки.
— Всех присутствующих поздравляю с ночью святого Лира!
С крайне серьезными и даже торжественными лицами все присутствующие подносят стаканы ко ртам. Я подношу тоже, но в последний момент останавливаюсь — запах алкоголя бьёт в нос. Вот только пить я в этой жизни еще не пила. А возможно, и в той, старой.
— Святого Лира нельзя оскорблять, — шипит мне на ухо Мари. — Быстро пей, это святотатство! Тебя не поймут!
Словно во сне я делаю глоток, другой, третий, ощущая, как медленно, но верно изнутри поднимается лёгкое тепло, а Орис снова наполняет стаканы — бутылка словно бездонная, судя по напряженным рукам управляющего, в весе она нисколько не потеряла.
Юный Род тоже смотрит на происходящее с определённой тревогой. Его стакан еще полон.
— Ты когда-нибудь такое раньше пил? — шепчу я ему на ухо. Парнишка неопределённо качает головой:
— Один раз отец налил мне королевской браги, ужасная гадость оказалась, тошнило потом.
— А кто твой отец? — додумываюсь я спросить, понимая, что и без того ускользающее сознание начинает расплываться.
— Гад последний! — с чувством отвечает Род и решительно делает большой глоток.
… Два стакана спустя градус доброжелательности обстановки и состояния разношёрстной компании существенно повышается. Родерик тихо сопит, положив голову прямо на стол, зато мастер Дор притащил откуда-то на редкость уныло звучащую виолину и тихонько тренькает в уголке. Мари, потерпевшая грандиозную неудачу в попытке сесть Орису на колени, пристроила голову на другие, более безотказные, то есть, мои собственные колени, и пытается пересчитать перья.
— Кто такой Святой Лир? — интересуюсь я у Аны, которая приволокла откуда-то целую гору капустных котлет в качестве закуски, но за неимением других желающих, была вынуждена есть их в одиночку.
— А, деточка! — машет рукой повариха, «деточкой» для которой я стала после второго стакана, но возражать, само собой, не стала. — Был один придурок тут у нас, лошадками до Рода заведовал, Лир его звали. Влюбился в одну балбеску, вертихвостку из хозяйских горничных, безответно, да и прыгнул с башни головой вниз.
— И… что? — растерянно спросила я.
— Что, что, разбился, окаянный, в полнейший фарш! — мрачно провозгласила Ана и сделала очередной глоток.
— А почему вы говорите про какой-то «праздник святого Лира»? — уже ничего не понимая, тупо спрашиваю я.
— А, так мы называем пьянку в честь очередного страдающего из-за несчастной любви.
Лицо заливает жаром.
— Я не…
— Молчи уж, горемычная, — хмыкает Ана и ласково треплет меня по волосам. — Молодая совсем, а уже полбашки белые, куда тебе еще по мужикам страдать? Особенно по смазливым молодым аристократам, без пяти минут женатым.
— Тысяча двести сорок девять! — выкрикивает вдруг Мари.
— Чего?! — я едва не падаю со стула от неожиданности.
— Перьев в твоём крыле, — пьяно и счастливо объявляет Мари и снова замолкает, прижимаясь щекой к моим коленям.
…Через еще стакан я с Аной уже почти согласна. Почти — потому что дело не только в Кристеме. Дело во всей моей странной жизни.
— Прости, милая, — качает блестящей головой целитель, дрожащей рукой касаясь багровых рубцов на моём плече. — Если бы я только знал, я бы из замка — ни ногой, клянусь безымянными богами!
— Убил бы, — неожиданно внятно подает голос суровый Орис, и я настолько поражена, что даже боюсь на него смотреть.
— Однозначно! — подтверждает Вак. — А сейчас уже ничего толком и не сделать, сразу надо было… вот как с этими — он кивает острым подбородком, видимо, намекая на свежие шрамы. — Эти послезавтра пропадут, милая.
— Да какая разница, можно подумать, шрамом меньше, шрамом больше, — говорю я. — Вот мальчика жалко.
— Какого?! — подскакивает на месте целитель.
— Этого, — указываю я на Рода. — Его же тоже клеймили, он со мной вместе был, потом чуть не умер от воспаления…