Но вопрос хозяина будит во мне какие-то сомнения. До этого момента мотивы неведомого мага из Старника, проводившего свои изуверские противоестественные опыты (и в моих тайных кошмарах имеющего лицо Алариуса Мезонтена), ни у кого не вызывали удивления — злодеи, они и есть злодеи, тем более безумные. Интересно им было, а ну как получится.

Но если цель действительно была?

— Полёт, — неуверенно говорю я. — Даже маги воздуха не освоили таинства полёта. Вдруг дело в этом? Сначала попробовать на ком-то ещё, потом — на себе…

— Пожертвовать руками ради крыльев? — скептически переспрашивает Кристем. — Поэтично, но нефункционально, моя леди. Разумнее было бы воспользоваться примером бабочки или мухи, и отращивать крылья на спине.

Меня передёрнуло от отвращения. Ненавижу насекомых, уж лучше птичьи перья.

— Птичье тело устроено иначе, нежели тело человека, — хозяин снова ко мне прикасается, но на этот раз иначе, без явной нежности и трепета — теперь это жест исследователя, и мне хочется отодвинуться. — Если суть заключалась в желании создать разумное летающее существо, что-то еще могло поменяться… внутренние органы, кости, возможно, зубы. Состав крови.

Зубы однозначно меняются в этот самый момент — им непреодолимо хочется стукнуться друг об друга.

Кристем осторожно ощупывает крыло, потом вторую руку — и я огромным усилием сдерживаю себя, чтобы не отползти, не забиться в угол.

— Кости руки и крыла действительно разные, — бормочет он. — А если на второй руке начали появляться перья, то процесс должен затрагивать и кости, разумеется. Как же жаль, что нельзя посмотреть изнутри.

— Вы в своём праве, — холодно отвечаю я, отчего-то мне становится трудно дышать. — Отрежьте всё, что вас интересует и посмотрите в разрезе.

Кристем недоумённо смотрит на меня какое-то время, а потом обнимает за плечи, притягивает ближе, я не сопротивляюсь, но и не подаюсь навстречу.

— Я не буду делать ничего такого. Я — не они, Кори. Со мной ты в безопасности. Извини, я просто…

— Или вам просто недостаточно интересно, — брякаю я мстительно, но всё же немного расслабляюсь в его руках.

— Мне очень, очень интересно, — Кристем улыбается, я чувствую это по его голосу, хотя лица не вижу, подбородок хозяина упирается куда-то мне в макушку. — Но ты — это ты.

Рука проходится по перьям, легко, почти неощутимо.

— Кровь! — я высвобождаюсь из объятий хозяина и заглядываю в его глаза, светлые, чистые, как вода в ручье.

«Не те, не то, не того», — мысль, словно бы чужая, диссонанс в общей мелодии дня, и я её прогоняю.

— Кровь вы исследовать можете… наверное, — я задумываюсь, а умеет ли Кристем делать такие вещи, и он почти эхом отзывается:

— Кровь?

— Я видела у вас оккиолин, кажется, вон на той полке, за фарфоровым сервизом. Можно посмотреть в него, или…

— Оккиолин?.. А, микроскоп. Откуда ты знаешь это слово? Оно давно уже вышло из употребления… Кори, я знаю, как исследуют кровь! — хозяин раздражённо опускает руки. — Но…

— Я — это я? Всё нормально, Кристем. Давайте посмотрим, насколько далеко всё зашло.

— Нет, — упрямо говорит он. — Нет. Я не буду трогать тебя. Но показать кому-то необходимо. Я жду информацию о леди Анистае со дня на день, но не только о ней. Когда я был в Митраке, то потолковал кое с кем. Не позже чем к началу Соловера в десятый замок с гостевым визитом должен приехать один сильный маг, не коринский, он посмотрит тебя… Потерпи немного, Кори, пожалуйста.

И мы говорим одновременно, глядя друг другу в глаза:

— Всё наладится.

Глава 40.

Вечером мы всё же вышли на свежий воздух — своеобразный компромисс между верховой ездой и ничегонеделанием. В голове было пусто.

С приближением триады Соловера темнело теперь всё позже, и сейчас, хотя время близилось к ужину, было еще светло. Мы оставили конюшни и тренировочные загоны по левую руку — по левую руку и крыло — и углубились в небольшой лесок. Голые деревья буквально вот только с этого утра покрылись воздушными бирюзово-зелёными облаками первой листвы, даже не листвы ещё — её робкого предвкушения. Лесок был ухоженным, аккуратным — сухая прошлогодняя листва убрана, через крошечный ручеёк переброшен деревянный мостик на изрядно потёртых верёвках. Мы перешли через него — доски недовольно скрипнули, мост качнулся, но выдержал — и оказались у небольшого пруда с неожиданно тёмной, чернильно-синей водой. На берегу одиноко белела каменная беседка.

— Почему вода такая чёрная? — спросила я, подходя ближе.

— Вода самая обычная, просто глубина большая. Это искусственное озеро, созданное одним из моих далёких почтенных предков, — с неожиданной злостью проговорил Кристем и весьма неприязненно покосился на воду.

— Вы что-то имеете против? — я подошла к беседке, заглянула внутрь. Красиво, и вид на пруд открывается замечательный, вот только камень очень уж холодный. Долго не просидишь, вот так, в прохладный вечер месяца жизни, думая о своём. — Чем вам предки не угодили?