Глаза на девушку поднимает Алариус — вот уж кто не испытывает ни малейшей неловкости.

– Что? — коротко спрашивает он.

– Извините…

– Ближе к делу!

– Образец двадцать шестой лежит животом кверху и не шевелится! — почти по-военному чётко рапортует Кори.

– Давно?

– Двадцать пять минут, не считая того времени, пока я поднималась к вам.

…уже пристроил девчонку следить за своими тварями и отвечать, как ему нравится: быстро и по делу. Да ему бы армией командовать, с такими-то талантами.

– Сейчас вернусь, — недовольно возвещает Ал, поднимаясь из-за стола. Кори явно собирается пойти за ним, но Ал мотает головой:

– Жди меня тут. Сам посмотрю.

И выходит.

Макилан задерживает дыхание, словно перед тем, как нырнуть — и смотрит на неё. Чего он ожидал увидеть? Что девчонка покрыта синяками и кровоподтёками, что у неё вид несчастной узницы и страдалицы? Что ж, это не так. Лёгкая бледность вполне объяснима затворническим образом жизни, но в остальном, похоже, с ней относительно всё в порядке. Кори покорно замерла на месте, там, где и застал её приказ «господина», тонкие пальцы нервно теребят край платья.

…Платья, которое еще до брачной церемонии заказал ей сам Макилан.

И он вдруг решается. Встаёт, подходит непозволительно близко — Кори вспыхивает ощутимым почти физически жаром, но не отступает и не говорит не слова. Проводит пальцем по её щеке — жест ласковый и в то же время жалкий, говорящий о том, как мало он может себе позволить. Она не отстраняется, но по-прежнему не говорит ничего.

– Как вы, Кори?

Кажется, она не ответит, но — нет.

– Всё в порядке, спасибо… Макилан. Всё нормально.

– Всё ненормально.

И уже произнося это, Макилан с тоской понимает — не надо было, зачем. Забыть, отпустить, уехать, больше никогда не видеть — вот что было бы правильным, "нормальным". А он здесь. И говорит это всё Кори, которая никогда в жизни не пойдёт против своего «господина», ни делом, ни словом, ни даже мыслью. Не говоря уже о том, что ни о каких чувствах с её стороны и речи быть не может. Зачем это всё?

А Кори протягивает руку и тоже несмело, робко проводит пальцами по его лицу и словно бы отвечает на его мысли:

– Пройдёт. Всё пройдёт. Станет легче.

Мак осторожно привлекает её к себе, чувствуя, как она прижимается щекой к его груди, гладит по волосам, бережно, ласково, не понимая уже, затягивается ли рваная рана внутри — или становится ещё больше.

***

– Не уходи, — отрывисто приказывает Ал, когда Кори делает шаг к выходу. — Ты знаешь, что это за игра?

– Шахматы.

– Знаешь правила?

– Немного… Господин Сартвен показывал мне. Давно.

Да, было такое дело — ещё до его отъезда он учил Кори некоторым играм, справедливо полагая, что так будет проще наладить с ней контакт.

– Сыграешь? — неожиданно улыбается Ал, своей холодной страшной улыбкой, видимо, с образцом двадцать шесть всё в итоге оказалось в порядке. Или наоборот, он сдох, но от нетипичных причин, перед смертью послужив науке — с Алом не угадаешь. Эта вызывающая мороз по коже улыбка не специальна, просто по-другому он не умеет. Словно заботливый палач, предлагающий осуждённому выбрать орудие казни: гильотину или виселицу, например. — С кем бы ты хотела, со мной или с ним?

А вот и выбор орудия…

Внезапно Кори тоже улыбается — и Макилан ошеломлённо смотрит в её лукавое, прекрасное лицо. Он и не знал, что Кори может быть и такой — смелой, открытой, словно заигрывающей, так по-женски.

– С обоими.

– М-м, хорошо. Тогда позже. А сейчас иди, — Ал, кажется, моментально теряет к ней интерес, и Кори беззвучно выскальзывает прочь, снова став прежней, снова не поднимая глаз.

Глава 38.

— Макилан!

Митас стоит прямо перед ним и пристально вглядывается в лицо. Демонов озабоченный монарх, что ж он никак не угомонится и не оставит его в покое?

— Макилан, ты же спишь сидя, и у тебя мешки под глазами, да и бледный, как призрак. Не отправить ли тебя в отпуск на пару месяцев? В горах сейчас необыкновенно хорошо.

Нет, только не в горы.

— Может быть, позже, — дипломатично отвечает он. — Сейчас всё-таки не время.