Шрифт:
К вечеру заползаю в сестринскую где меня кормят бутербродами.
— Ильюша, ты сегодня как жеванный галош, — Элочка двигает ко мне третий бутерброд. — Уставший. Руки на что похожи? Если ты не будешь их беречь, то куда нашим дамам идти? Кто им поможет? У тебя очередь расписана.
— Не гунди. Лучше дай свою мазь. — Ворчу и жую хлеб с колбасой.
— У нас одни боевики в отделении. То Олечка с лицом разбитым, то ты. Вы там случайно… не? Мой зоркий глаз все видит.
Практически давлюсь куском. Глаза на нее поднимаю. Смотрит так хитро и заговорщецки.
— Мы тут с Аней и еще одной… размышляем…
— Ставки еще сделайте. — Перебиваю.
— Не нужно о нас так думать! Мы на дежурства спорим. Ты бы не обижал Ольку. Она сегодня как в воду опущенная ходит. Везде в помощь лезет. Даже капельницы сама разносила. Ты ее пугаешь? Ругаешь? Узурпатор! — Ругает «шутливо». Но я понимаю, что ждет подробностей. Будет о чем посудачить за чаем. Да на дежурствах.
— Спасибо за бутеры и мазь, — оставляю без ответа и выхожу.
Нос к носу встречаясь с Олькой. Она моментально бледнеет и отшатывается от меня как от прокаженного.
— Ольга Валерьевна, у меня к вам вопросы по поводу… — ищу его быстро, — Семеновой из седьмой палаты, пройдемте.
Нахрена мне это? Потом, конечно, подумаю, но я соскучился. Черт.
Глава 44. Хватит плакать.
Ляля.
— … по поводу Семеновой из седьмой палаты, пройдемте.
Илья Валентинович которого я встречаю выходящим из сестринской нос к носу…
Иду за ним как на казнь.
В голове пусто, я ничего не помню про Семенову. Стараюсь выудить из памяти что-то. Но сейчас, ладно. Я соберусь. Всегда так происходит. Мне нужно две секундочки. Дыши Ляль, дыши.
Ну подумаешь, влюбилась в преподавателя. Четыре года назад… потом он оказался твоим руководителем в ординатуре. Потом ты с ним… что? Переспала. Растеклась лужицей, планов настроила. В голове детишкам имен напридумывала. А он что? А он: я не умею быть в отношениях. Я старый хрыч. Я женат на работе…
— Вы были на вечернем обходе? Как ее состояние после операции. Анализы.
Отвечаю на автомате. Перед глазами цифры и планшет с данными. Показатели и опрос пациентки.
Глаз не отвожу. Четко, по делу. Туманов как всегда приземлившись своей задницей на подоконник, руки уперев о белый пластик, кивает на мой отчет. Слушает. И глазами меня лапает. Я ощущаю его на лице, шее, груди, будто он лучом греет.
Не выдерживаю его рентгеновского взгляда и глаза вниз увожу. И… сбитые костяшки. У Ильи свежие раны. Их не было вчера. Резко глаза поднимаю, и затыкаюсь. Потому что только сейчас замечаю насколько уставший у него вид. Глаза покрасневшие. Лицо бледнее обычного. А я не видела до этого. Тряслась потому что.
— Вам бы… — пытаюсь тактично, — отдохнуть.
— Все верно, завтра утром мне на стол свежую биохимию Семеновой. Утром вместе на обход. И, — замолкает на мгновение, а я дыхание задерживаю, — благодарю за заботу. Ольга … Валерьевна.
— Спасибо. У меня отличные учителя.
— Я бы еще хотел извиниться.
— Не стоит. Все хорошо. Мы с вами просто коллеги. Я все четко поняла и уяснила. — Стараюсь изо всех сил чтобы голос не дрожал. Я же взрослая и смышленая девочка. Что бы он там не думал.
— Оль, —уставшим и тихим голосом, — Тебя больше никто не побеспокоит. Ничего не бойся.
Я сначала ничего не понимаю. Но потом… картинка, паззлы в моей голове начинают складываться. Он, что. Он… черт.
— Ты… вы… зачем Илья? Зачем ты полез? Твои руки, — я ближе к нему подхожу, в шаге останавливаюсь. — Твои руки, — едва касаюсь его кисти. — Ну зачем ты полез? А если бы…
— Все хорошо Оль. Твоя безопасность. Так было нужно. С руками все нормально. Заживут. Я мазь взял чудодейственную.
— Господи… — шепчу едва сдерживая слезы. — Илья, — ближе на шаг, последний между нами, совсем рядом он. Его дыхание и запах. Лицо: все морщинки на нем, ямочка у губ справа, глаза уставшие…
— Оля, ты просто больше не общайся с Глебом, окей? И вообще… в черный список его занеси, — сквозь зубы говорит.
— Глеб? Это… он? — догадка меня пугает.
— С его подачи. Все, больше я тебе ничего не скажу.
Я растерянно бегаю по его лицу глазами, сердце колотится как бешенное. Тук-тук, тук-тук… Он нашел обидчиков, мне больше не кого бояться. Он их… наказал. Он… рисковал. Руки. Руки оперирующего врача - самое драгоценное что у него есть. А он очень талантливый.
— Ну не плачь Оль, — стирает соленую дорожку с щеки едва ощутимым касанием. — Хватит плакать. — второй рукой меня приобнимает, спускаясь ладонью к талии. — Все у тебя хорошо, — слогами проговаривает тихо.
Закусываю губу. Привычка с детства. В груди разгорается такой пожар… что дышать едва могу. Во мне множество эмоций. Благодарность, гордость, нежность… и чертовы бабочки с щекочущими крылышками.