Шрифт:
Дружил Володя Булгаков со Славой Филатовым и Борей Казаковым – первый был заводилой во всех уличных делах, а второго медом не корми, дай только посидеть на берегу Донца с удочкой.
– В принципе, Борис и приучил меня к рыбалке, – вздыхает Владимир Васильевич. – У скельника [18] глубина была метров пять, не меньше, потому что леску на удочке мы отпускали на всю длину, – там стоял лещ. А раки прятались в норках, там мы их и отлавливали…
Зимой, когда Донец замерзал, Володя вместе с друзьями гонял по льду шайбу или мчался на лыжах с крутого берега вниз – «дух захватывает, сердце замирает». Но лучше всего, конечно, было летом. Звенящая степь. Воздух, настоянный на разнотравье. Горы, родники, лес – все это и сейчас волнует его душу.
18
Скельник – скалистый берег.
С раннего детства Володя приучался к труду.
– Отец сутками работал в забое, – говорит Владимир Васильевич, – и я, сколько себя помню, всегда помогал матери: копать огород – с матерью, сажать картошку – с матерью, поливать огурцы и помидоры – с матерью, заготавливать продукты на зиму – с матерью…
В семье Булгаковых было так заведено, что старший сын («мужичок», как его уважительно величал отец) отвечал за чистоту во дворе и порядок в огороде.
– Иногда, правда, подключалась сестра Валя, но она часто болела и подолгу лечилась в больнице или санатории, – вспоминает Владимир Васильевич. – Ну а Сергей, младший брат, – это такой, которого все любят и не дают работать: ходил, смотрел, иногда докладывал матери, чем мы там занимаемся в огороде…
Поручая «мужичку» несложные задания по дому или хозяйству, контролируя их исполнение, родители воспитывали у него трудолюбие и ответственность, которые так пригодились в дальнейшей жизни.
Поначалу Булгаковы снимали жилье в доме у самой кромки леса. Шум деревьев, крики неведомых птиц будоражили воображение Володи, манили его в лесную чащу, где он порой натыкался на какой-нибудь искореженный ствол автомата или покрытую ржавчиной гранату и, радостно крича, бежал с «трофеем» домой. За что, естественно, получал от отца нагоняй. Василий Николаевич держал детей в строгости, особенно не любил, когда его обманывали.
– Мог сказать пару ласковых, – с улыбкой замечает Владимир Васильевич, – но ты запоминал их надолго.
Не обходилось и без порки. Бывало, «мужичок» напроказничает или не выполнит работу по хозяйству, отец берет хворостину краснотала (длинную такую и гибкую, из нее казаки еще плетни делали) и «учит» сына уму-разуму.
Но главной в семье Булгаковых была все-таки Анна Пантелеевна. Она и внешне, и характером напоминала актрису Нонну Мордюкову
– Что бы мать ни говорила, – подчеркивает Владимир Васильевич, – отец всегда с ней соглашался. Мать любила власть, но отцу никогда не перечила, всегда подчеркивала, что он главный в семье: мол, все, что в доме есть, – от отца, он работает в забое, приносит в дом деньги, за счет которых семья и существует…
Через год Булгаковы переехали на другую улицу. Василий Николаевич закупил строительный материал и своими руками построил небольшой домик, а вернее, землянку с покатой крышей, застеленной рубероидом. В этой избушке с небольшой печкой, грубым полом и низким потолком и прошло раннее детство Володи. Зимой стены землянки промерзали, и дети часто болели. Но вскоре руководство шахты выделило семье фронтовика двухкомнатную квартиру в капитальном доме.
– А когда наши соседи дядя Толя и тетя Рая Модные уехали в город, то нам отдали и их две комнаты, – замечает Владимир Васильевич. – Отец работал много, числился на шахте в передовиках. И потом, семья у нас была не маленькая, все-таки трое детей…
Улица, где существовал свой мальчишеский кодекс, приучила Володю Булгакова проявлять смелость и держать удар. Уже тогда он мог принять самостоятельное решение, чем порой сильно огорчал родителей. Однажды, не поставив их в известность, на несколько дней уплыл с соседскими ребятами на лодке по Донцу, после чего отец крепко всыпал ему по первое число. В другой раз собрался с друзьями в поход на Кавказ – даже припрятали в кустах запасы съестного, а на карте обозначили маршрут движения. Благо, родители вовремя раскрыли планы юных путешественников.
Почему юного Володю Булгакова тянуло на Кавказ?
– До сих пор не могу понять! – недоумевает Владимир Васильевич. – С детства мечтал увидеть Кавказские горы…
А еще поселковая детвора любила военные игры. На берегу Донца мальчишки сооружали «немецкие укрепления» и брали их приступом. У них хватало примеров для подражания.
– В поселке было немало фронтовиков, которые часто собирались вместе, – поясняет Владимир Васильевич. – Сидят, покуривают, вспоминают минувшие бои. Ну а где собирались они, там, естественно, крутились и мы. Слушали с замиранием сердца их рассказы о войне…
Многие фронтовики, по словам Булгакова, воевали еще на Первой мировой, и на груди у них рядом с советскими орденами и медалями красовались Георгиевские кресты. Блеск боевых наград щекотал мальчишеское воображение, а рассказы ветеранов о фронтовых буднях воспламеняли воинственный дух, звавший детвору на поселковое «поле брани». Конечно, не все из того, о чем рассказывали их отцы, мальчишки понимали.
– Мне отец про войну вообще ничего не рассказывал, – помолчав, продолжает мой собеседник. – А когда фронтовики собирались на свои посиделки, вот тогда они давали волю словам. Разбирали бои подробно, по эпизодам. В те годы я еще не знал, что такое Миус-фронт – в разговорах звучали в основном такие выражения, как «война», «фронт», «наступление», «атака». Отец, например, рассказывал, что во время атаки укреплений противника немцы подпускали морских пехотинцев поближе и расстреливали их в упор. Наши бойцы откатывались назад и снова шли в атаку, теряя на поле боя однополчан. Вот это я помню. Тогда, правда, я еще не понимал, почему такое происходило. В фильмах мы видели иное: стоило матросам в бескозырках только подняться в атаку, как немцы сразу разбегались. Вот мы, по-мальчишески, и думали, что наши отцы просто не умели воевать. Это нас задевало…