— Отныне ты всегда будешь во тьме.

Мои окровавленные пальцы опускаются к его лицу, и, погружаясь в негостеприимное тепло его тела, я безжалостно вырываю ему второй глаз. Алхимик кричит от боли, но я лишь смеюсь, чувствуя, как адреналин и ярость пульсируют в моих жилах. Гладкий, упругий шарик смотрит на меня с ладони, поблескивая яркой радужкой. Мерзость.

Демиан корчится подо мной, кровь заливает его и без того обезображенное лицо. Я понимаю, что мой конец близок. Глаз летит в сторону, теряясь где-то в грязном сугробе. Я сосредотачиваю остатки огня, направляя его на мужчину внизу, сжигая его дотла. Его вопли постепенно затихают, и я остаюсь стоять посреди кровавого снега, измождённый и едва живой.

В голове вновь появляется мысль о Море. Она была моим единственным светом во тьме, моим единственным спасением, даже если я думал иначе.

Шаг, ещё один шаг, ноги совсем не держат, и я медленно падаю на колени, но всё же решительно ползу вперёд. Каждый вздох — это борьба, каждый миг — мучение. Я понимаю, что умираю, но не могу позволить себе остановиться. Мора должна знать, что я пытался, что я боролся до последнего. Перед глазами всё расплывается, сознание постепенно угасает, но я не сдаюсь. Моя единственная цель — увидеть её, хотя бы мельком, в последний раз. Я должен сказать, что люблю её.

Мир вокруг меня постепенно теряет краски, звуки становятся глухими и далёкими. Последний рывок, рука складывается уже в привычном жесте, открывая голубой портал.

— Если хочешь помочь, — произносит он, глядя мне прямо в глаза мутным взглядом, — успокойся.

Слова звучат как приказ, и я заставляю себя замедлить дыхание, пытаясь сосредоточиться.

— Что я должна сделать?

Арэн отвечает не сразу, видно, что он собирается с силами. Его грудь поднимается и опускается с трудом, кровь медленно течет из раны, пачкая все вокруг.

— Нужно зажать рану, чтобы ты… не истек кровью, — продолжаю я дрожащим голосом, стараясь не потерять самообладание. Нужно что-то придумать и срочно. Я знаю, как лечить людей, но магов?

— Не поможет, — шепчет он, кашляя. — Открой шкаф… длинная коробка… быстро…

Я киваю, встаю на дрожащих ногах и бросаюсь к стене. Сердце колотится так, что я почти ничего не слышу, кроме его ударов в висках. Открыв дверцу, я мешкаю, в темноте ничего не видно. Я слепо шарю рукой по полкам, задевая книги, какие-то статуэтки, пока не натыкаюсь на гладкую деревянную поверхность. Схватив коробку, я возвращаюсь назад, чувствуя, как она скользит в моей мокрой руке. Колени подкашиваются, но я пытаюсь мыслить здраво.

— Что это? — спрашиваю, открывая футляр. Внутри лежит длинный клинок, остро отточенный и блестящий в тусклом свете.

Я делаю судорожный вздох и качаю головой, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Безумный дурак! Он ранен, и вместо зелий, амулетов, чего угодно, просит дать ему оружие.

— Ты сошел с ума. Тебе нужен целитель, а не игра с ножами!

Он снова берет меня за запястье, но уже не так крепко. Слова даются ему тяжело:

— Убей меня… — шепчет он умоляющим слабым голосом. — Пожалуйста, убей.

От этих двух простых слов меня парализует. Кажется, что я ослышалась или это шутка, злая, безумная. Никто в здравом уме не будет просить другого убить себя, даже он. Тяжело сглотнув, я хочу что-то сказать, но не могу произнести ни звука.

— Мора, пожалуйста.

Снова зовет мужчина, сжимая мое запястье чуть сильнее. И только тогда до меня доходит осознание: Арэн не шутит. Вместо того чтобы спастись, он просто хочет умереть от моей руки. Нет, нет, нет!

Эта мысль отрезвляет меня, как холодная вода. Схватив его руку в ответ, так сильно, что костяшки побелели, я вырываю крик:

— Нет! Нет! Ты… Я не буду этого делать! Тебе нужна помощь!

Мужское лицо морщится от боли. Арэн кашляет, пытаясь продолжить говорить. В тусклом свете я вижу, как в уголках его губ скапливается кровь.

— Так нужно… Я не умру. Обещаю… вернусь…

Не верю. Это предсмертная агония. Он обезумел от боли и потери крови. Пусть говорит все что угодно, но я просто не могу этого сделать. Я не могу потерять его, не сейчас, не так. Даже если ненавижу его всеми фибрами своей души, просто не смогу. Слезы застилают глаза, и я начинаю плакать, опускаясь на колени перед ним.

Арэн хмурится и медленно ведет мою руку к коробке, подталкивая взять оружие.

— Сделай это… звёздочка… — просит он ласково, насколько это возможно в его состоянии.

Эти слова вызывают ещё больше тревоги. Зачем он снова назвал меня этим прозвищем? Зачем так умело давит на больное? Хочется думать, что это очередная манипуляция, уловка, попытка вывести меня из равновесия. Но думать так я уже не могу, не сейчас, когда он так уязвим и близок к смерти.

Я встречаюсь с ним взглядом, пытаясь разглядеть тайный смысл его просьбы в глазах, но там ничего кроме боли. Арэн вновь двигает мою руку к коробке на полу, хрипло покашливая. О Пресвятые!