Шрифт:
«А ещё кажется мне, что сердце, ланью трепещущее, только в Яви, под светом солнца её, обрести можно», — про себя дополнила Лёля, но Мокошь хитро прищурилась. Так, словно смогла прочесть её мысли.
— Я будто не в полную силу жила до того, как Нянюшка тайны о прошлом моём открыла. А как с вами встретилась, так и вовсе мне кажется, что раньше я сон смотрела, а теперь проснуться готова, — закончила Лёля.
— Коли сон-то был, так хороший, — Мокошь нежно улыбнулась, а глаза её теплее стали, ласковее. — Что делать будешь, если Явь не такой окажется, какой ты её представляешь? И боль тебе там встретиться может, и обман. Как, впрочем, и счастье великое. В этом и прелесть Яви — всё пережитое там на контрасте ярче проявляется, нежели здесь, в Прави, где тишь и благодать.
— Вы уж меня простите, но такими мудрёными словами говорите, что запуталась я. Боль, обман, счастье великое — не ведомо это мне. — Лёля всё-таки смутилась. А Мокошь вдруг рассмеялась.
— Забавная, брат, Берегиня у тебя, — снова возвела она глаза куда-то к потолку терема. — Дитя сущее. Послушай меня, дитя, — теперь Мокошь смотрела на Лёлю, — сделаю я то, что ты хочешь, врата в Явь для тебя открою. Постой, не всё я сказала, — перебила она Лёлю, готовую рассыпаться в благодарностях, — взамен пообещай мне по совести поступать и как бы трудно ни было с пути выбранного не сворачивать.
— Так и не собиралась я, — Лёля удивилась данному ей наказу. — Я же ненадолго в Явь. Только Догоду найду, прощение выпрошу и обратно в Правь вернусь. Больше нечего мне в Яви делать — нет у меня там друзей, нет знакомых.
— Хм, — ухмыльнулась Мокошь, а огоньки свечи рядом с ней затрепетали, то ли сквозняком потревоженные, то ли дыханием строгой красавицы. — Не права ты, есть у тебя в Яви друг. А другие в дороге долгой сыщутся.
— Опять путаете вы меня, загадками говорите. Все подружки мои в Прави остались, — опечалилась Лёля.
— Ну-ну, губки-то не надувай. Морщины появятся, на Недолю похожа станешь.
Лёле казалось, что Мокошь подначивает её, потешается, глядя на переживания богини меньшей, неопытной. И тем не менее обиды Лёля отчего-то не ощущала. Наоборот, верила, что Мокошь не случайно в дом свой её пригласила, а сейчас на крепость проверяла. И решила Лёля, что раз попросила Мокошь её с пути не сворачивать, так она сейчас и начнёт.
— Мокошь Великая, известно вам, где Догода, бог ветра южного, живёт? — без обиняков спросила Лёля, поразившись уверенности в собственном голосе.
— Догода? Жив он, и это всё, что сказать могу. Даже то, как выглядит, не знаю. Я в Яви уже пару тысячелетий не показывалась. — Мокошь снова повернула гигантское колесо судьбы. — Мне отсюда, с кроны Древа мироздания, наблюдать за ней сподручнее. Да и за богами следить интерес малый, — Мокошь задумчиво повела плечами. — Жизнь у них больно долгая и скучная. Люди гораздо увлекательнее.
— Ну хоть жив, — обрадовалась Лёля, представляя, как скоро сможет снова познакомиться с давним другом.
— Кстати, про это. Важную вещь тебе скажу, послушай внимательно. Боги смертны, как и люди. — Мокошь потянулась к шее и сняла тонкую цепочку с монеткой из серебра — овальной, с дырочкой в центре. — Разница в том, что люди навсегда в Навь уходят, а боги к Роду поднимаются, чтобы через тысячу лет переродиться. Да боюсь, ребёнок, не по нраву тебе будет в пустоте, коли жизнь ты так любишь.
Лёля оцепенела, когда Мокошь надела амулет ей на шею. Очень нежным, тёплым прикосновение Мокоши было, а пахло от неё луговыми цветами. И почему боги Родову сестру сторонились? А ещё никогда раньше Лёля украшений не носила, и она невольно залюбовалась тем, как блестит серебряная монетка поверх платья белого. Увидела бы Благослава, как пить дать выпросила бы поносить. Лёля всё ещё разглядывала подарок, когда Мокошь продолжила:
— Если почувствуешь, что смерть близка, монеткой этой откупиться сможешь. Но только один раз, посему используй дар мой с умом и при себе держи. Потеряешь, вторую не дам.
Лёля оторвалась от соцерцания волшебной монетки и молча посмотрела на добрую наставницу, недоумевая, чем заслужила такую заботу. Мокошь столько о жизни в Яви ей рассказала, сколько она в доме своём и за сотню лет не узнала бы. И отговаривать от бегства не стала, хоть и предупредила, что не цветами путь её устлан будет. И, главное, имя Догоды Мокошь произнесла спокойно, точно и не было проклято оно в Прави.
— Обычно после подарков дорогих слова благодарности звучат, но привыкла я уже, что ты немеешь, как зверёк перепуганный. — На лице Мокоши вновь появилась дружелюбная ухмылка. — Второй же мой дар…
Мокошь щёлкнула пальцами, и откуда-то из недр нитяных прыгнул ей на ладонь маленький клубочек. Лёля резко воздух втянула, цвет его увидав. Такой же, как на платке Нянюшкином, цвет крови! Цвет, которого в Прави не существовало!
— Что это, Мокошь великая, откуда нить такая у вас? — забормотала она, разглядывая диковинный клубок в руках богини.