— Пожалуйста, Лёль добрый, уважьте просьбу мою и девочек, — Негомила опустила голову в поклоне, а Лёля удивилась, как у Плеяны хватило хитрости послать к Лёлю кроткую и трепетную Негомилу, отказать которой ни у кого совести не достало бы. — Грусть-тоска снедает без главной затейницы нашей.

— Вернусь я, братец, к ужину, не переживай за меня, — Лёля снова лгала брату и мысленно просила за это прощения. Но слишком независимы были Лёль и Полёль, да и жили от Сварога-батюшки отдельно, так что гнев отцовский не сильно страшен им был. Лёля же в случае провала теряла гораздо больше. — Мы только до леса пробежимся, ножки разомнём, и сразу же обратно.

— Сразу же, — поддакнула Негомила, не поднимая головы.

— Да мне-то что, — пожал плечами Лёль, — хоть вообще не возвращайся, жизнь-то твоя. И негоже её взаперти проводить.

Лёле вдруг подумалось, что в словах Лёля и во взгляде его с хитринкой скрывалось что-то большее, чем простое разрешение поиграть с подружками на окраине леса. Интересно, помнят ли братья, что случилось с Лёлей и сёстрами, или над их памятью Сварог тоже поколдовал?

— Ну что, готова? Юбки-то подбирай, сейчас прыгать будешь!

Негомила вскинула голову, а Лёля широко распахнула глаза от слов брата. Что делать? Куда прыгать? Её взгляд пересёкся со взглядом Негомилы, и в глазах подруги она прочла тот же вопрос. А Лёль поднёс дудочку к губам и заиграл. Он играл что-то тихое, мелодичное, не привлекая внимания танцующих, но Лёля слышала каждую ноту. И в душе что-то замирало как тогда, когда Плеяна свадебную песнь пела. Точно так же влюбленно смеялась флейта, а порой будто плакала. Но даже когда плакала, счастливой была. С чего Лёля была так уверена, что не страдала дудочка, хотя играла песню грустную — не смогла бы она на этот вопрос ответить, если бы кто спросил.

Лёля стряхнула наваждение гипнотическое, когда рядом зашевелились ветви раскидистого дуба. Словно дорожка серебристая протянулась к её окну, когда дубовая ветвь, повинуясь звукам флейты, стала гибкой, как лоза. Дуб танцевал под песню флейты, песню смеха и слеза, а ветви его выстраивались в подобие лестницы. Не стала Лёля мешкать, дожидаться, пока остановят её Ростислав или батюшка, невовремя в комнату вошедший. Поднялась она на невысокий подоконник да выпрямилась во весь рост. Страх на неё нашёл, но только страх какой-то благостный. Казалось, только этот, самый первый шаг сделать нужно, а дальше всё в руках судьбы таится. Ветер, хоть и прохладный, приятно шевелил волосы и будто под руки поддерживал, на удивление мелодично переплетались задорные звуки флейты Полёля вдалеке и нежная мелодия Лёля под её окном, будто братья и на расстоянии не прекращали играть вечным своим дуэтом.

Лес запретный проходил на горизонте серой лентой, звёзды горели крупными бусинами. Выбор Лёля окончательно сделала. Отныне сама она решать будет, что помнить ей, а что забыть. Ни одно воспоминание о жизни своей вечной, жизни бессмертной отцу не отдаст! И будто крылья за спиной у Лёли выросли, когда она шагнула на дубовую ветвь, туфельками матерчатыми на кору шершавую ступив.

****

Будто снова она в догонялки играла, но на сей раз не с подругами, а с батюшкой и силами его всемогущими. Только до кромки леса запретного проводила её Негомила, в обе щеки расцеловала и слова тёплые от Благославы и Плеяны передала. Сколько смогут прикрывать они её будут, чтобы Сварог раньше времени погоню не выслал. И скучать станут, как по сестрице своей. Всплакнула Негомила на последних словах, а потом сорвалась и козочкой шустрой к домам убежала, где танцы ещё не собирались заканчиваться. Лёля была уверена, то брат Лёль ради неё старается, время веселья растягивает.

Одна-одинёшенька Лёля вступила в запретный лес — тёмный, густой такой, что только частокол деревьев виден. Будто завесы из серебра скрывали что там, впереди, на тропках нехоженых. Красив был лес, и дышалось в нём легче. Лёле думалось, что радуется ей лес, как знакомую старую встречает, беседы молчаливые ведёт, мысли, быстрым ручьём бегущие, успокаивает. И почему другие боги сюда ходить не рискуют? А то и жалуются, что ещё на подходе их словно пелена неведомая останавливает.

Где-то здесь она в последний раз играла с Догодой. Где-то и куст тот смертоносный с шипами притаился. Хотела бы Лёля его отыскать, вдруг смогла бы хотя бы кусочки памяти своей урвать, но только где искать — она не знала. Да и времени не было. Сварог Великий в любое время мог за ней заявиться, а Лёле ещё ничего, похожего на дверь во внешний мир, не встретилось.

Зато встретилась ей та, кого Лёля в лесу найти не ожидала. Из-за толстого ствола осины привычным неспешным шагом, потягивая каждую лапку, вышла её знакомая серая кошка. Лёля осторожно протянула пальцы и коснулась серебристой шёрстки. Чувство мягкости притупило неприятное ощущение в пульсирующих подушечках пальцев, пострадавших в борьбе с оконными створками. Кошка требовательно мяукнула, уставившись на Лёлю голубыми глазами-звёздочками.

— Откуда ты здесь, дружок? — Лёля присела, чтобы удобнее было гладить тёплую, мурлыкающую на весь лес кошку. Кошка и так, и этак кружила вокруг Лёли, подставляя для ласки то бочок, то ушко, то подбородочек узкий. — Голодная ты, верно? От пирожка с мясом ведь не откажешься?

Лёля отломала кусок от взятого из дома пирога и бережно положила на траву, а серая кошка с аппетитом накинулась на угощение. Должно быть, потерялась в лесу, несчастная животинка, вот и оголодала. Что же делать с ней, бедовой? Не бросать же на произвол судьбы. Придётся хотя бы до окраины леса отвести, а там уже на милость Рода передать — али отыщет дорогу домой по запаху, али к хате чьей-нибудь прибьётся. Лёля печально вздохнула.

— Ну что, потеряшка, пойдём хозяев твоих искать? — Она ещё раз напоследок погладила за ушком кошку, которая закончила трапезу и вытирала мордочку лапкой.