– Дай мне зубы, дай мне глаз. Дай мне губы, дай мне скулы, дай мне щеки, дай мне нос. Дай мне уши, дай мне брови и ресницы, дай мне родинки, прыщи. Убери ты чешую, убери ты перья, волосы ты убери и мех, пусть лицо мое же станет как у всех.

Никогда, никогда этот ритуал не срабатывал. Была, конечно, легенда, о послушнике, который обрел после него нормальное лицо, но была ли она причиной или оправданием ритуала – неясно.

Послушник без имени продолжал бормотать Заклинание, склоняясь все ниже, пока запах гниющего животной кровью тумана не сменил запах влажной земли, травы, цветов лунатиков. Вдруг порыв металлического на вкус ветра разодрал полог тумана, и в небе засияла луна, и все в мгновение изменилось.

Ранее невидимые тени от звериных памятников хлынули вокруг послушника, как черные реки в серебряных берегах. Замерцали в лунном свете тропинки, проложенные улитками на каменных надгробиях. Завитки тумана теперь отливали лазурью и аквамарином. Статуи зверей теперь выглядели иначе: гиена ласковее, лошадь беспечнее, а лев мудрее. Казалось, вздрогнули и очнулись от вековечного сна статуи доисторических уродов, и растянули свои закеменевшие мускулы со скрежетом и скрипом. Только статуя лося, издырявленная, как головка сыра, как лепрозный царь, осталась такой же, и именно из нее раздался царственный голос.

– Склонись и слушай, – сказала статуя.

Послушник затрепетал всем телом. Бог гиен и носорогов снизошел до человеческой речи?

– Выполни лишь одно обещание и будешь вознагражден тем, что тебе причитается, – сказала статуя.

– Господин… Я хотел бы получить нормальное лицо.

– Не сейчас! – в гневе великом закричал каменный лось, и послушник задрожал. – Ты еще не заслужил. Слушай же мое повеление. Внимательно слушай.

– Да, господин бог.

– Завтра, когда начнется Турнир, жди у дверей Приюта. Откроешь их на стук, и впустишь тех, кто придет, без лишних вопросов.

– Но, господин бог…

– Молчи и повинуйся. Без лишних слез, мой поросенок, выполни предначертанное свыше и обретешь награду.

– Да, господин бог.

– Теперь иди.

– Да, господин бог.

– Ты будешь героем, не забывай об этом.

– Да, господин бог.

– Героем, что получит награду.

– Да, господин бог.

– Иди уже. Если задержишься здесь хоть на минуту, то боль и смерть падут на тебя.

– Но, господин бог…

– Пошел отсюда!

Послушник еще раз поклонился и засеменил к ограде, до сих пор не до конца веря в свое счастье. Он не увидел, что из-за статуи лося выходит черноволосый человек и блюет, согнувшись в три погибели.

– … лишь те похороны хороши, где женский плач ведется сообразно выносу тела, притом не велик, и не слаб, а именно в серединку скорбен. Еще, ведомо нам, нужен отрок с веткой можжевеловой, что стал бы плакать по покойнику, если у других провожающих резону нет, – бубнил Ноктич. – Старая женщина, вещаем тебе нанять подобное, ибо никому ты не надобна, и прекрасным ликам велено всем да снизойти во тлен, а мы уж проследим за целостностью обрядной, будь покойна.

Колцуна с ненавистью посмотрела на Ноктича, сминая коленом рюкзак с поклажей, чтобы он закрылся. Барриор уже давно это дело забросил, как невыполнимое, и меланхолично наблюдал за потугами старухи.

– Не надорвись, цыганская принцесса, – жалел ее он. – Как ужасно, что ты обязана терпеть все это!

В его лицо полетел башмак. Колцуна объявила, что соберет только свой рюкзак, а Барриор, если не поднимет свою задницу, может сделать это и это, и еще это.

– Недостойные принцессы слова! – ужаснулся Барриор.

Подготовка к экспедиции в Подземелье, как известно многим славным героям и доблестным рыцарям, дело хлопотное и малоприятное. Особенно, когда бюджет всей экспедиции составляют жалкие сбережения старой цыганки, да одна золотая монета бывшего мечника.

Проблемы начались еще на этапе закупки провизии. Гули торговали сушеным крысиным мясом для путешественников, которое Барриор отказывался есть. Колцуна справедливо заметила, что если они спустятся достаточно глубоко, то там, кроме крыс другой еды не достать.