Шрифт:
Никто не может говорить с ними. Идущие на разбой кочевники визжат и вопят, взятые в плен – молчат, как холодные камни.
Никогда нельзя знать заранее, в какое время придет орда. Кочевники могут устроить несколько набегов в одну зиму или не показываться много лет. Дозорные на башнях сторожевых городков и замков вурдов зорко следят за Белым Полем, но иногда, скрытые метелью или туманом, набежчики пробираются вглубь земли Фимбульветер.
– Все в снег! – Гест Гастис мечется среди замерших людей, завороженно глядящих на приближающихся кочевников. – Кхарнов кругом! Кто с оружием, во внешнее кольцо! Остальные за быков!
Купцы, кхарнари и стражники крепко знают, что и как надлежит им делать. Но надо позаботиться и о примкнувших к каравану горожанах. Растерянные, испуганные люди топчутся на месте или бестолково мечутся, мешая всем. Неспособных сражаться сгоняют, как куриц, покрикивая и размахивая руками, за сани, которые наскоро поставили кругом. Сейчас не до вежливости. Какую-то девушку, замершую столбом, Хельга просто уронила.
– Ложитесь! Ближе друг к другу! Прижимайтесь к земле! Они будут бросать арканы!
Кхарнари пригибают книзу рогатые головы быков и держат наготове тяжелые острые ножи – если набросят веревку, сразу перерубить.
Я знаю это, но не вижу. Распластавшись на снегу, торопливо тяну из чехла ружье. Слева валится Оле, за ним Хельга. Справа парень из караванной охраны, с роскошной аркебузой. Дальше оглядываться некогда, но и без того известно, что сейчас вокруг саней и кхарнов вжимаются в снег, готовят оружие люди, умеющие стрелять. Нет, не так. Способные выстрелить. Охранники, купцы, отправившиеся с караваном горожане. Отличные стрелки и те, кто может лишь, зажмурившись и отвернувшись, дернуть курок. Когда орда валит лавой, нет времени выбирать и выцеливать, но сплошной огонь может ее остановить. Каждый выстрел важен. Нажать на курок, сунуть, не глядя, ружье назад, заряжающим, принять снаряженное оружие. Умудриться при передаче не пальнуть по своим.
Дети караванщиков, те, кому еще не хватает сил, чтобы справиться с тяжелым ружьем, но достаточно уменья, чтобы быстро перезаряжать поданное оружие, залегли позади стрелков. Пороховые рожки и сумки с пулями держат наготове.
– Не стрелять, пока на нас не попрут! Беречь заряды!
Кочевники попались бывалые. Под пули дуром не лезли, а с визгом и улюлюканьем носились вокруг, не приближаясь на расстояние прицельного выстрела. Трудно попасть в мельтешащую, раскачивающуюся цель, когда лежишь, прижавшись к земле, не смея поднять головы. Рано или поздно у кого-нибудь не выдержат нервы, он вскочит, вскинет ружье… Кочевники перемещаются вопреки законам нашего мира. Только что набежчик маячил размазанной кляксой где-то у горизонта, и вдруг оказывается совсем рядом, свистит раскручиваемый аркан… Если на схваченного колючей петлей бедолагу не успеют навалиться товарищи, не перережут веревку, несчастного уволокут в Белое Поле. Лучше не знать, что сделают с ним там.
Если бы кто-то смог подняться вверх, оседлать тучу и взглянуть с нее на Белое Поле, то мы, вжимающиеся в снег защитники каравана, наверняка показались бы ему похожими на расходящиеся во все стороны лучи геральдического солнца. Пальцы стынут на ружейной скобе. Сколько времени уже прошло? Кочевники голосят, как проклятые у тиллов в жаровне. Нас этими криками пугают или себя подбадривают? Вооруженные луками, они не стреляют. Боятся повредить кхарнов, ценную добычу. А по поводу залегших людей можно не беспокоиться. Сами в этих снегах померзнем. Кочевники вон в шубах, верхами… Даже если отобьемся, все равно вряд ли сможем вернуться в Гехт, где-нибудь наскочим на всю орду. Не могут же идти в набег всего несколько десятков всадников…
– А ведь их мало! – удивленно сказал молодой караванщик, залегший по правую руку от меня.
Слева Хельга о чем-то быстро переговаривалась с Оле.
– Слышь, друг, – окликнул Сван караванщика, – поменяйся-ка с нами.
Это против правил обороны, да и не обязан купец слушать стражника. Но парень согласно кивнул, они с Оле разом подались назад и не то кувырком, не то перекатом очень быстро и ловко поменялись местами. Хельга успела подвинуться ко мне.
– Ларс, видишь бородатого? Сможешь пристрелить?
Бородатого я заметил давно. У всех кочевников лица голые, а этот зарос как кхарнов хвост. Все вопят, а сей тип разъезжает молча, только все время размахивает какой-то палкой и тычет ею в небеса. Похоже, что он здесь главный. Вождь? Жрец? А ведь Хельга права, достойней мишени не придумаешь. Но как добыть его с одного выстрела?
– Лежа не получится. Целится трудно да и пуля низко полетит.
– Если отползешь за сани?
– Слишком далеко.
Сестра и Оле переглянулись, согласно кивнули друг другу.
– Слушай, Ларс. Сейчас мы встанем, все трое, разом. Мы с Оле по обе стороны от тебя. Ты стреляешь, мы не даем набросить арканы. Ты же знаешь, как было при штурме Къольхейма.
Это случилось восемнадцать лет назад. Меня тогда еще и на свете не было, но историю о последнем штурме нашего замка приходилось слышать не раз, в клане любят ее рассказывать.
Обычно кочевники лавой накатываются на какой-нибудь замок или городок и пытаются взять его приступом, а защитники цитадели отстреливаются со стен. Дальше все зависит от запасов пороха и силы воинства. Или кочевники прорываются в ворота, и тогда несчастливое поселение навсегда исчезает с карты земли Фимбульветер. Или же осажденным удается отбиться, и потрепанная орда отступает назад в Белое Поле. Но бывает и так, что, оставив упрямый замок, кочевники устремляются дальше, вглубь страны.