Музыка стихла. А они все кружились и кружились. А потом вместе, за руку, подошли к стенке, которую подпирал бледный Гога. Саша подмигнул ему:

– Позволь… – Он выхватил из его рук пучок чурчхел, торопливо завернутых в листочек в клетку с формулами и синусоидами.

А вокруг все смеялись, жюри КВНа шумно открывали бутылки с шампанским: «С наступающим Новым годом! С 1990-м!».

Неожиданно для себя, Романцев бухнулся на колени перед рыжеволосой феей, как букет, протягивая ей пучок тугих, налитых густым виноградным соком, ореховых чурчхел:

– Девушка, будьте моей женой!

– А вы хоть имя мое знаете? – Смеясь, проговорила она.

– Вот и познакомимся…

Девушка приняла чурчхелы и, улыбаясь, обернулась к своим подругам:

– Оксана, Ольга! Наш режиссер делает мне предложение! Как вам? А ведь- только один танец!

– А! – Поднялся с колен Романцев, – вас тут всех на «О» зовут. Тогда вы – О – о – о… Олеся? Оливия? Офелия?

– Не мучайтесь, я – на «А». Алла – Она протянула крупную точеную руку.

– А я – тоже на «А» – Александр.

– Вот и познакомились.

– Все! Можно жениться!

– Какой вы прыткий, однако!

– Вы так иронизируете, что можно подумать, тут очередь с предложениями стоит.

Алла резко отдернула руку:

– Вот и стоит! А вам – на выход! – Она развернулась, тряхнула колдовскими кудрями, и, покачивая бедрами, пошла к столу за бокалом шампанского. В руках она несла чурчхелы Георгия.

На следующий день Романцев пришел в Институт иностранных языков, и в столовой высмотрел оранжевую Аллу.

– О! Женишок пожаловал!

Романцев взял ее за руку, девушка руки не отняла. Он потянул ее к выходу.

– Куда? Куда мы идем? – С наигранным возмущением спросила Алла. Ей нравился этот настойчивый парень. К тому же профессия эффектная – режиссер телевидения! Вон как вчера кружил ее на глазах у двух институтов, подруги обзавидовались!

– Мы? – У Романцева сердце забилось. – Мы пойдем вместе, Алла. Отныне и во веки веков…

– Ой ли?

– Вот тебе и «ой ли»! Пойдем!

– Куда? – Она смеялась, но не сопротивлялась. И Романцев почувствовал это. «Моя! – Сказал он себе, – Моя!»

Он водил ее до самого вечера по морозной предновогодней Москве. Было весело кружится под зависающими в хрустальном небе снежинками, которые спешили одеть этих двоих чудаков в белое подвенечное.

– Алка, смотри, так ты у меня – уже готовая невеста!

– Тоже мне, думаешь уговорил, да?

– А я – упрямый, знаешь?

– Знаю!

– И у меня все – навсегда?

– И сколько таких «навсегда» уже в коллекции?

– Обижаешь! Я за юбками не волочусь!

– Что, такой же скромник, как и твой грузин?

– Какой грузин? А, Георгий? Не-ет! Был бы такой же, до сих пор бы у стенки стоял.

– Думаешь, я не видела, как он смотрел на меня?

– Ну, и смотрел, ну и что? На то и глаза мужику, чтобы смотреть на красавиц!

– Да? А как насчет верности?

– Мы – Рязанские! – Гордо ответил Романцев, – мы создаем семью на всю жизнь.

– Лебеди, значит?

– Выходит, что лебеди. А может, быть, волки? Они тоже на всю жизнь…

Алла внимательно посмотрела на этого смешного заснеженного мужчину, совсем ручного в ее руках, и такого цельного, такого сильного.

– А сегодня Рождест… – Только и успела вымолвить она. Саша притянул ее к себе и крепко поцеловал.

– …во – выдохнула она, когда он ее отпустил. Сердце девушки билось, как у пойманной птицы, и взволнованное дыхание сметало снежинки с воротника шубы.

А когда он опять обнял ее за талию, глаза ее потеплели, она улыбнулась и стала ловить густой снег горячими губами.

– Нет, красавица, у нас Рождество седьмого января будет…

– А у нас мама сегодня стол накрывает. Всегда.

– Так ты что – полячка, что ли?

– Не-ет! – Засмеялась она, – Мы долго в Германии жили, потом в Швеции, в Ирландии…

– Эко тебя угораздило!

– Да не меня, папу. Он у меня – дипломат. Вот и поездили…

– Ах, так вы у меня – «вип – персона»! Европейская мамзель? – И не дав ей опомниться, он опять прижался к ее сочным губам.

– Рождество, говоришь… Может махнем ко мне в общагу. У Магоги винца нацедим?