Сержант смотрел, как шведы строятся в десять колонн, причем четыре из них были расположены намного ближе к позициям русских войск, чем все остальные.

Луна, появившаяся на небосводе, играла на багинетах шведов, болтающихся у них на поясах. Она перебегала от одного солдата к другому, заглядывая в душу каждого, будто заботливая мать, провожающая своих сыновей в последний путь, но об этом мало кто догадывался, все-таки предстоящий бой занимал умы людей намного больше, чем игра владычицы ночи. Штандарты висели безжизненными тряпками, не желая развеваться по ветру. Вся природа и весь мир намекали, они говорили шведам о скором проигрыше, который наконец переломит исход этого противостояния. Но что могут почувствовать сыны земли, когда с ними говорит само небо?

За пазухой у майора лежит все то же письмо. В нем сказано, что Карл не сможет сам вести своих солдат в бой; почему именно так, указано не было. Исходя из этого, перед полком Русских витязей стояла задача захватить шведского короля, в то время как основная часть воинства шведов завязнет в бою с нашей армией. Плененный Карл сможет стать замечательным подарком царюбатюшке. Но чтобы этот план осуществился, Прохору требовалось стоять и смотреть на сражающихся с русскими войсками шведов.

Молодой витязь с тоской сжимал подзорную трубу. Мысль о том, чтобы ударить в спину этим сине-голубым мундирам, посещала его все настойчивей и настойчивей. Кто-то из пришедших с Прохором воинов тихо ругнулся, глядя на живую массу армии Карла, втягивающуюся в сражение.

Однако Прохор не зря был командиром, он прекрасно понимал, что настоящий полководец – это тот, кто прольет меньшую кровь для победы и будет смотреть, как гибнут его соотечественники, выжидая нужный момент для того, чтобы ударить и принести победу своей стране, а не тот, кто позволит сиюминутному сердечному порыву одержать верх над разумом, тем самым раскрыть свои позиции раньше времени и понести слишком большие потери, порой приводящие к полному и безоговорочному поражению.

Позади сержанты под присмотром капитанов выбирали подходящие позиции для «колпаков»: нужно было сделать так, чтобы шведы до самой последней секунды ничего не заподозрили, а то и вовсе не заметили первый залп. Что, конечно, маловероятно, ведь гранатами с картечью, все больше называемыми среди витязей «кубышками» за свою продолговатую форму, необходимо стрелять с открытых позиций.

Между тем ровные шеренги шведов продолжали наступать на редуты! Вот уже две колонны сошлись чуть ближе друг к другу, еще две обошли правее, теряя под свинцовым ливнем солдат и офицеров. Шведская конница оттесняет нашу кавалерию, вырвавшуюся из заднего редута. Шведские гренадеры начали готовить гранаты к бою, бросая их в недостроенный первый редут. Залпы фузей с обеих сторон не прекращались ни на мгновение. Плутонги фузилеров сменяли друг друга, выигрывая время для отстрелявшихся товарищей.

Прохор изо всех сил вглядывался в подзорную трубу, высматривая наиболее ожесточенные схватки за редут. Вспышки взрывов освещали разъяренные лица солдат, с ненавистью убивающих друг друга. За спиной полковника, метрах в двухстах, за деревьями готовились к началу атаки все витязи, стоящие в двух колоннах, повзводно, в порядке очередности: сначала первая рота с одного конца и вторая рота, соответственно, с другого. Впереди колонн, расчистив от трухлявых стволов путь до предполагаемых позиций огня, стоят орудия, за ними – артиллерийские расчеты.

– Вторая рота прикрывает «колпаки», – повернувшись к капитану Мишину, скомандовал Митюха, глядя, как в противоположные стороны уходят два взвода разведки, неся с собой по несколько молодых березок, срубленных во время стоянки – какое-никакое, а прикрытие для позиций в первые минуты боя у них имеется. – Всем остальным готовиться, по команде выступаем без горна.

В первой роте никого не осталось: так уж получилось, что вся она стала единственной разведывательной ротой. Половина ее ушла с сержантом Елисеевым, а вторая половина – с капитаном Мишиным. Лейтенанта в первой роте не было: слишком мало личного состава на полк Русских витязей.

Витязи второй роты недовольно сопели, но на большее не решились, все же дисциплина в полку была на первом месте, хотя и насаждали ее явно не демократическими методами: порой за проступок и сквозь строй можно угодить; правда, таковых «вразумлений» еще не было применено ни разу…

Минутная стрелка сделала ровно один круг, медленно подползая к отметке в двадцать минут. В это время первый редут отбивался из последних сил; находящийся за ним помогал своим собратьям, как мог, но этого было мало: то и дело на позициях недостроенного редута взрывались гранаты шведов, унося жизни защитников полевого укрепления. Рядом мелькали сотни конных силуэтов, пистолетная пальба вместе со звоном скрещивающихся клинков слышалась, казалось, со всех сторон.

В бой вступила русская кавалерия, сопротивляясь натиску шведов столь упорно, что не только не пропустила их сквозь свои ряды, но и отбросила неприятеля от редута. Вот только закрепиться драгунам было не за что: редуты в стороне, своей пехоты рядом нет, в отличие от самих шведов, которым всякий раз помогал полк мушкетеров, выкашивая залпами десятки конников. Помощи от государя, по-видимому, драгунам ждать не стоит…

Конское ржание с предсмертными хрипами разносились далеко за пределы поля боя. С каждой минутой бой становился все жестче и кровавей. Бьющиеся драгуны внезапно прогнулись, и вот первые десятки голубых мундиров шведских кирасир появляются за спинами распавшегося русского строя. Приказ – и половина драгун сразу же отходит вправо от русского ретраншемента. До боли сжимая рукоять сабли, Прохор продолжает наблюдать за битвой в подзорную трубу, отмечая для себя ошибки нашего воинства, изо всех сил стараясь не сорваться и не дать команду «В атаку!».