Шрифт:
– Да, трудно вам здесь приходится. Если ожидать удара с любой стороны каждый божий день, то долго не выдержишь, людям обязательно необходимо отдыхать, иначе последний боевой дух растеряют. – Немного сочувствия капитану явно не помешает.
Честно признаться, я до последнего думал, что эта война не такая уж и кровавая, скорее просто затянувшаяся. В чем-то я, конечно, был прав, но не учел одного: все крупные сражения произошли в первые пять лет, а сейчас настало время зализывания ран, противники стягивают силы для новых сражений, которые должны окончательно расставить все точки над «ё». Вот только почему-то мне кажется, что экономика двух стран-союзниц переживает явно не лучшее время, да и наемники или все уже завербованы, или пали во время штурмов бесконечных крепостей на границах государств. Набрать новобранцев же можно, что обе страны активно делают, но вот качество… М-да, новобранцы есть новобранцы, и с этим ничего не поделаешь.
– Милостью Бога мы выстоим, – перекрестившись, сказал Алехандро.
– Да-да, конечно.
Всю дальнейшую дорогу до города мы с капитаном испанцев больше не разговаривали. Я предпочитал обдумывать свои дальнейшие шаги, а моя свита из двух человек пыталась узнать более значимые вещи – цены на зерно, пушнину, металлы.
В общем, ничем примечательным дальнейшая дорога нас не «порадовала», что уже хорошо. Никогда не знаешь, где можешь получить свинцовый «сюрприз», ну а лезть самолично под огонь ружей радости мало. Если же по нужде, то конечно, вот только искать драки там, где ее можно избежать, может только глупец. Исключения могут быть только во время военных действий, в мирной жизни злачные места лучше обходить стороной. Или, наоборот, искоренять с помощью пары десятков полицейских.
Почти полтора дня ушло у нас на то, чтобы добраться до Мессины.
Войдя в ворота города, мы застали знаменитую испанскую сиесту, когда на улицах можно увидеть разве что лоточников, да редкий армейский патруль, усиливающий верноподданнические чувства граждан, браво вышагивает по запыленным улочкам города.
– Здесь наши дороги расходятся, сеньор полномочный посол, – немного виновато сказал капитан Пилар-Гомез.
– Что ж, мне было крайне приятно встретиться с вами, сеньор Алехандро! – искренне отвечаю ему. – Я благодарен вам за то, что вы проводили нас до города!
– Ну что вы, это долг каждого благородного человека! – чуть-чуть смутившись, горячо возразил капитан разъезда. – Но я все равно должен доложить о вас коменданту города графу Кантилья. Где вы остановитесь?
– Увы, но, честно признаться, не знаю. Может быть, вы посоветуете что-нибудь стоящее?
Все же неловко ощущать себя ничего не ведающим путником.
– Конечно, идите по улице до главной площади, на ней, недалеко от фонтанов, находится постоялый двор для благородных – «Серебряный лебедь». Да вы по вывеске все поймете, – с улыбкой сказал Алехандро, развернулся и, дав шенкелей коню, отправился к коменданту.
Удивительное дело, но при въезде в город нас не то что не осматривали, но даже не спросили о цели прибытия. Правда, въезжали-то мы в составе испанского разъезда, так что можно понять небрежность стражников на воротах Мессины.
Не спеша, словно на прогулке, мы направились вверх по улице. Слуги попеременно несут сундучки с деньгами, бояре тихо переговариваются между собой, иногда прерываясь для осмотра местных достопримечательностей. Справа от меня в почтительном молчании едет Олег, держась на полкорпуса сзади – так, чтобы в случае нужды быстро оказаться передо мной. Похвальное рвение; надеюсь, оно не понадобится в этом городе: было бы жаль испортить первое не самое плохое впечатление о нем. Да и испанцы мне понравились – благородный, пылкий народ, судя по капитану Пилару и его солдатам. Нет, определенно, ничего плохого случиться не должно!
– Егор Филиппович, можно вас на минутку, – негромко позвал я грузного боярина.
Он тут же пришпорил своего коня, идя чуть ли не вровень со мной.
– Да, господин.
– Вы человек знающий, бывали в этих местах не раз. Как думаете: испанцы – сильный народ?
Видимо, мой вопрос застал боярина врасплох. На лбу его тут же появилась глубокая морщина, зрачки чуть сместились вверх, складывалось такое ощущение, что еще немного – и послышится треск крутящихся жерновов внутри головы Егора Филипповича. Несомненно, обдумывающий ответ боярин наверняка считает, что где-то скрыт подвох. Не этого я ожидал от него, но, видимо, придется потерпеть секунду-другую.
– Сильный, – наконец выдал он. – Но слишком они сердцу доверяют, в головах у них не холод нашей зимы, а жаркие степи Поволжья, ваше высочество.
– Я же, кажется, приказал называть меня, как было уговорено, и никак иначе.
Это еще что такое? Открытое неповиновение или матерые рыкачи пробуют на зуб молодого наследника: мол, вот ты такой, но мы видали и посильней? Но зачем им это? Хм, непонятно.
– Да, господин… светлейший князь…
Сглотнув, боярин Бирюков на мгновение опустил глаза, продолжая искоса смотреть на своего собрата. Видимо, еще не все потеряно: раз он на открытую конфронтацию не идет, значит, признает силу. Что ж, будет им сила! Не сейчас, правда, но будет непременно!
– Хорошо.
Больше не обращая на него внимания, я вновь погрузился в собственные мысли.
А через десяток минут мы уже подъезжали к гостинице. В центре мощенной неровными камнями площади гордо высился небольшой постамент, вокруг которого разместились четыре фонтана в виде нимф, держащих в руках кувшины. Из кувшинов льется прозрачная родниковая вода, мельчайшие капли которой образуют вокруг всей композиции радужный ореол, словно отделяя красоту фонтана от реальности.
– Красиво, – с придыханием сказал один из гвардейцев, глядя в центр площади.