– И вам не болеть, – тихо сказал я приближающемуся ставленнику Божьему и уже громче добавил: – Рад видеть вас, батюшка.

– А уж как я рад видеть тебя, сын мой! – ничуть не смущаясь, ответил духовный наставник витязей. – Есть у меня к вам разговор особый, ваше высочество…

– Что ж, коли разговор сей потерпеть не может, то пойдем поговорим.

– Простите, что не даю вам отдохнуть, ваше высочество, но дело и правда зело важное!

– Тогда тем более пойдем ко мне в кабинет!

Не теряя времени, сразу же направился к первой казарме, в которой еще при постройке была сделана отдельная пристройка высотой с первый этаж. Именно в ней я работал и отдыхал, когда удавалось выбраться в Петровку.

– Итак, что же ты хотел мне сказать, Варфоломей? – сразу взял я быка за рога, усаживаясь в мягкое кресло перед рабочим столом.

Батюшка слегка смял руками подол своего облачения, вздохнул и с какой-то тяжестью во взоре сел напротив меня, положив руки на колени.

– Знаешь, ваше высочество, что меня мучает уже не первый день? – наконец спросил меня духовный наставник витязей.

– Откуда, батюшка? Ведь ты сам не говоришь об этом, – ответил я Варфоломею, откидываясь на спинку кресла.

– Много деяний, я вижу, хочешь ты свершить со своими друзьями…

– И с тобой, отец Варфоломей, – добавил я, перебивая его.

– Да-да, конечно. Но речь сейчас пока не об этом. Как я уже говорил, вижу я, что все начинания ваши на благо Руси направлены, и душа моя в радости. Но и плачет она одновременно. Не говори ничего! Я хочу сказать, что люди устали от войн и разорений, они хотят покоя не только в душе, но и мирской жизни. Но я понимаю, что этого нельзя получить сразу, поэтому хочу просить тебя дать им покой хотя бы внутри себя, дать им веру в себя и душу свою бессмертную.

– Так я разве забираю что-либо, батюшка? – удивился я такой странной просьбе. – Я, наоборот, стараюсь им дать все, что могу, и даже больше!

– Похвальны дела твои, но речь не об этом сейчас; я говорю о том, чтобы дать людям их веру!

– Что за ересь, батюшка? – тихо спросил я его. – У людей одна вера – православная…

– Ты что, думаешь, я не понимаю этого? Я хочу, чтобы люди немного по-другому поняли себя, – так же тихо ответил мне Варфоломей, поднимая на меня свои полные боли глаза, словно что-то упало и замерло внутри него, не в силах вынести той борьбы, которая сжигала его изнутри.

– Я не понимаю тебя, батюшка.

– Порой я и сам не понимаю себя, ваше высочество. Когда ты дал мне возможность вырастить у юнаков ростки веры и ее понимания, я понял, что у меня появился шанс – шанс, о котором я не мог и мечтать. Я говорил, рассказывал им всем, сам же все больше понимал, что тот путь, которым идут наши иерархи, губит все светлое в душе человека… – с горечью и обидой прошептал Варфоломей.

– Отчего же ты так решил, отец Варфоломей? Ведь народ ходит, причащается, молится, и он счастлив, пускай не всегда, но люди действительно счастливы! – сказал я.

– Ты про свою губернию говоришь. А видел ли ты, что творится на Руси? – подняв глаза, напрямую спросил меня батюшка.

Не знаю почему, но мне очень сильно захотелось, чтобы этого разговора никогда не было, но в то же самое время я понимал, что вера людская – это один из тех столпов, на которых держится все. А вот каким будет сам столп – рыхлым, как трухлявое дерево, или твердым, как гранит, – решает часто не сам человек, а те, кто ведет его по земному пути к Царству Небесному.

– Так чего же ты хочешь от меня? – словно бросаясь в пучину, спросил я духовного наставника витязей.

– Не знаю, – честно признался он.

– Тогда я не смогу тебе помочь, батюшка. Могу только одно сказать: как только решишься на что-то, сразу же найди меня и посоветуйся. А еще лучше – напиши все то, о чем ты мне сказал. Да так, чтобы я сам мог понять твои мысли, чаяния и надежды. Только после этого я смогу помочь тебе, отец Варфоломей.

Подойдя к склонившему голову батюшке, я положил руки на его плечи и, прежде чем выйти из кабинета, крепко стиснул их.

Выйдя из кабинета, я все равно чувствовал себя так, будто пропустил что-то важное, такое, что в будущем обязательно мне понадобится.

«В жизни неизбежны потери… – мысленно успокоил я себя. – Думаю, не стоит здесь задерживаться. Навещу кадетов, посмотрю на сюрприз Димы – и обратно в Рязань!»

– Наконец-то, а то я уже устал тебя ждать! – появился, словно черт из табакерки, Дмитрий, уволакивая меня в свои кулуары…

Пройдя какими-то полутемными комнатами, мы с Дмитрием вышли в просторное помещение, где посередине стояла большая тренога с накинутой на ней тряпицей, под которой что-то было. Словно заправский фокусник, Дима оставил меня наблюдать за представлением, а сам ушел к треноге.