Он все утро думал о том, чтобы поцеловать меня? Мое сердце замирает, когда я прижимаю руку к груди и улыбаюсь.

— Все в порядке, — говорю я, затаив дыхание.

— Мне не следовало целовать тебя.

Но я рада, что он это сделал. Жаль, что у меня самой не хватило смелости поцеловать его задолго до этого.

— Честно говоря, это было прекрасно. Мне понравилось.

Открыто. Честно. Спокойно. Я хочу, чтобы между нами все было именно так, и я хочу, чтобы он тоже чувствовал себя так со мной.

— Я, пожалуй, пойду. — Он опускает руки и громко выдыхает.

— Ты же не хочешь опоздать. — Я приподнимаюсь на цыпочки и провожу пальцами по волосам Лейна, прежде чем нежно прижаться губами к его щеке. — Мне понравилось, — шепчу я снова, глядя ему в глаза.

Его руки обхватывают мою талию. Губы снова накрывают мои, и он целует меня с такой настойчивостью, голодом и страстью. Он целует меня так, словно у него, возможно, больше никогда не будет такой возможности.

Все утро я прокручивала в голове прощальный поцелуй и снова и снова переживала каждый чудесный момент.

Я хочу, чтобы их было больше. Хочу больше его. Хочу большего от своей жизни. Кем я становлюсь?

Раздается стук в дверь. Сетка дребезжит.

Сторм.

Я мчусь к двери. Поворачиваюсь и распахиваю ее настежь.

— Привет, красотка, — говорю я в тот момент, когда ярко-голубые глаза Сторм сверкают.

— Доброе утро, красавица, — отвечает она.

Красавица. Это приятно.

— Заходи. — Я открываю сетчатую дверь и отступаю в сторону, пропуская ее. — Я подготовила духовку. Даже приготовила для нас фартуки. — Я визжу от восторга, когда мы идем на кухню.

— Замечательно, — отвечает Сторм.

Вручая Сторм розовый фартук, я надеваю голубой на талию и шею, прикрывая джинсы и футболку.

— Где твои противни и миски для смешивания? — Сторм смотрит в сторону плиты.

— Я покажу.

Роясь в старых кастрюлях и сковородках в ящиках, Сторм достает то, что нам нужно.

— Можешь достать муку, молоко, масло и яйца?

— Конечно.

Вскоре на столе остается мука, в мусорном ведре — пустая бутылка из-под молока, а раковина усеяна яичной скорлупой.

— Люди совершают ошибку, слишком энергично взбивая смесь, — говорит Сторм, осторожно крутя деревянной ложкой в миске. — Выпечка — это как занятие любовью. Для начала тебе нужно аккуратно перемешивать смесь, а затем, со временем, ты сможешь набирать обороты и увеличивать скорость. При таком способе тесто получается более воздушным и легким, а в результате получается влажный и пышный пирог. Нам нужен воздух, который поможет ему идеально подняться. Чем больше воздуха, тем сильнее он поднимется.

Так вот как это делается, и то же самое происходит с занятиями любовью, да?

Интересно.

Я наклоняю голову набок и закрываю глаза, представляя горячее тело Лэйна, извивающееся под простынями. Мы занимались любовью? Или трахались? Сначала все было медленно и нежно, ну… после того, как он порвал мою девственную плеву, потому что я помню, что этот момент был быстрым… но это было похоже на то, о чем говорит Сторм. Медленно и нежно. Быстро и без промедления. Медленно, а затем снова нежно. Он набирал, и набирал, и… Я сглатываю.

— Ты в порядке? — Сторм прищуривается. Ее брови опускаются.

Я прочищаю горло:

— В порядке. Просто кое-что возникло в голове. Просто воспоминание. Не о чем беспокоиться.

— Когда я пеку, то часто ловлю себя на том, что вспоминаю, в основном, о своей маме.

— Ох, это мило. Это она научила тебя, как это делается? — я обмахиваю лицо ладонями, и к щекам приливает жар.

— Ага, научила. Ты уверена, что с тобой все в порядке? Ты покраснела.

— Да. Мне просто немного жарко.

— Иди, включи вентилятор, если это поможет.

— Хорошая идея.

С охлажденной кухней и готовой смесью, мы заполняем формочки шоколадно-коньячным тестом и отправляем их в духовку. Сторм смотрит на часы:

— Чтобы они были готовы, потребуется тридцать пять — сорок минут, а это значит, что у нас будет достаточно времени для обеда. Затем мы достанем их из духовки, положим на решетку для охлаждения и выйдем на улицу, чтобы посмотреть, как Тобин делает свою дневную тренировку.

Тобин.