Шрифт:
Шагнув навстречу, я произнес:
— Робеете, Лилия Николаевна? Значит, как смотреть на меня со сцены, дерзость вам позволила, а как подойти, то испугались.
Она вскинула ресницы и приоткрыла рот от изумления.
— Я… Вы не так поняли…
— Конечно, — схватив упрямую за руку, повернул нас к фотографу. — Я понял именно так, как вы задумали это в своей голове.
— Простите, я забыла текст на сцене. Не хотела вас смущать.
— Улыбочку! — вмешался фотограф в наш острый разговор. — Какие-то вы напряженные…
— Делай уже! — приказал строго.
Она выпрямилась и посмотрела в камеру.
— Хотели, ещё как хотели, — тяжелым шепотом сказал я. — Но вы юны для таких игр.
Наведя объектив, фотограф щёлкнул затвором пару раз, а затем блаженно поинтересовался:
— Взгляните?
— Нет! — категорично отозвался я.
Вымученно кивнув, он быстро ретировался с поля моего цепкого зрения.
— Мне девятнадцать.
— Как прекрасно, но зачем мне эта информация? — раздраженным тоном задал я вопрос. — Что у вас в голове? Месть? — она вздрогнула, а я удовлетворённо хмыкнул. — Я не потерплю этого. Приведите мысли в порядок и не доставляйте мне сложностей.
Что-то вертелось на её языке, наверно, гневный, с привкусом досады, монолог, но студентка продолжала смотреть на меня и кусать нижнюю губу.
Шуршание слева нас отвлекло. Приблизилась Виктория и, натянув обаятельную улыбку, сообщила:
— Я готова ехать, Марат Ильясович.
Она всегда могла подобрать хорошие формулировки, даже когда я был суров, девушка не выказывала претензий. И вот сейчас, она ждала меня у входа терпеливо, а напоминая о времени, ничем не выдала мою задержку.
Это мне понравилось в Виктории изначально. Она предельно ясно осознавала, что нужно делать, чтобы построить карьеру. Несмотря на её молодость, Виктория мыслила холодной головой. Как и я.
Вернув ей улыбку, я кивнул.
— До завтра, Лилия Николаевна, — обернувшись, сказал девчонке.
Замешательство, отразившееся на её лице, было куда слабее, чем боль, которая мерцала в глазах студентки.
— Надо продолжить веселье! — объявил Тимофей ребятам, когда мы вышли из университета. — И я не про чай с преподами, шутники. Давайте завалимся в клуб?
Многие поддержали идею и стали решать, куда поехать.
— Тим, — я сжала его ладонь, — не уверена, что хочу в клуб.
Парень остановился и по-свойски притянул меня за талию. Я обняла его за грудь, подняв голову вверх. Глаза Тимофея были серые, как хмурое небо в октябре. Однако сам он никогда не был грустным. В нём таилась искра и легкость, Тима не волновали трудности, поэтому я редко видела его лицо, искаженное беспокойством. Он был моим якорем в огромном и бушующем океане.
— Кто мне жаловался на учебу? — парень игриво коснулся моего подбородка. — Разве тебе не хочется расслабиться?
— Да, но как-то нет настроения.
— Куда пропало? Полчаса назад ты была радостной. Что случилось? — шепнул он на ухо.
— Ничего такого.
А может я солгала? Ведь чувствовала себя прекрасно до и после выступления, а затем пообщалась с Рахмановым, и веселье сдуло ветром.
Я поступила до невозможности опрометчиво, решив помучить его взглядом со сцены. Мечтала задеть или смутить. Казалось, что всё получилось.
«Но вы юны для таких игр» — в голове крутились слова Марата Ильясовича, вызывая жуткий стыд.
Тимофей поцеловал меня в нос и вернул из раздумий:
— Давай мы немного побудем в клубе, а если тебе не понравится, то сразу уедем?
Я согласилась, не желая оставаться в одиночестве.
В заведении играла современная и энергичная музыка. Разноцветные лазеры двигались в такт звуков и пробегали по нашим телам, будто сканируя. Я потягивала апельсиновый фреш, обсуждала с Аней и остальными девчонками университетские сплетни. Тим сидел рядом, ведя диалог с парнями о машинах.
— Вы заметили, как наша Вика смотрит на Марата Ильясовича? — захихикала одна из студенток. — Глазки такие влюблённые, а слова о нём только восторженные…
— Да брось! — отмахнулась моя подруга Аня.
— Я вам отвечаю — они вместе! — с рвением продолжила девушка. — Если это неправда, то объясните две вещи. Первое — как так получилось, что Рахманов взял её в свои помощницы? В успешной компании не нашлось более достойного сотрудника? Викуся непризнанный гений, о которой мы не знали? И второе — почему они после спектакля уехали вместе? Сколько было время? Почти девять вечера! Вы серьезно думаете, что в такой час они будут работать?
В моей груди кольнуло чем-то острым. Боль расползалась тянущим чувством зависти и обиды. Я заметила его взгляд на Викторию: столь ласковый и благодарный, а меня одарил жестоким и холодным.