Перед Советским Союзом, уверенно росшим в то время на фоне начинающегося упадка Запада, проект Маунтбеттена распахивал новые (хотя и заведомо мнимые в силу второстепенного положения СССР как не более чем «кошелька» этого проекта) стратегические перспективы, вплоть до надежд на овладение Западом изнутри. (Указанные надежды сыграли значимую роль в парадоксальном отказе Советского Союза от использования исторического шанса в биполярном противостоянии, предоставленного ему банкротством США в 1971 году; правда, основная причина, конечно же, заключалась в совершенно ином факторе – в глубоком буржуазном перерождении к тому времени советского руководства [18].)

Только что пришедшему к власти Брежневу данный проект позволял рассчитывать на использование энергии рыночных отношений в интересах развития социализма на международной арене, гармонично дополняя рыночные же обещания реформы Косыгина-Либермана (её провальный характер проявится лишь через пару лет, с разрушением товарно-денежной сбалансированности потребительского рынка и появлением «колбасных электричек» в 1969 году, а осознан будет ещё позже – и то так и не полностью).

Столь же гармонично данный проект дополнил и внутреннюю переориентацию управляющей системы Советского Союза с натуральных на денежные показатели, вызванную невозможностью продолжать планировать развитие в натуральных показателях из-за вызванного научно-технической революцией качественного усложнения номенклатуры производимой продукции и, соответственно, непосильного (в условиях отвлечения критически значимой части компьютерных мощностей на нужды обороны) усложнения процедур натурального планирования.

Этот переход от натуральных к денежным параметрам планирования перевел всю систему мировосприятия советского управления на денежный, то есть объективно буржуазный лад и вполне естественным образом привел к его исключительно быстрому по историческим меркам буржуазному перерождению и, затем, к самоуничтожению [18].

С узко политической точки зрения связанная с этим проектом активизация внешних контактов позволяла Брежневу создать в качестве личной социальной базы качественно новый пласт советской управленческой и, шире, общественной элиты, ориентированный прежде всего на внешнеэкономические отношения с Западом. (Этот пласт был окончательно сформирован наращиванием экспорта нефти и газа в рамках созданного США механизма нефтедоллара и уже к середине 70-х годов превратился в ударную внутриполитическую силу уничтожения Советского Союза, – так называемых «внешторговцев», – обеспечив затем стремительное продвижение к власти Горбачёва и его самоубийственную политику)

Однако, как только «проект Маунтбеттена» развился до такой степени, что стал заметным со стороны, его вполне закономерно и неизбежно взяли под контроль США как качественно более сильный, чем Англия, участник международной конкуренции.

В результате советское золото стало ресурсом реализации антисоветской политики (в том числе и силами самой советской элиты) ещё в большей степени, чем российское золото, вложенное в ФРС и ставшее уже через три года после этого ударным инструментом сокрушения Российской империи (с предельной наглядностью схема использования стратегами Запада советских ресурсов, непосредственно управляемых неизбежно близорукими советскими тактиками, в антисоветских целях видна на примере Солженицына [17]).

Существенно, что российское золото, вложенное в ФРС, хоть никогда и не было возвращено, но всё же в стратегическом плане сработало на интересы России, хотя уже и в совершенно другую историческую эпоху. Насколько можно судить в настоящее время, именно его наличие, равно как и опыт тайного сотрудничества с Россией (в том числе всё в том же деле создания ФРС) во многом побудили США оказать закулисное давление на европейские банки для возвращения Советскому Союзу личных средств царской семьи для проведения индустриализации, жизненно необходимой для восстановления американской экономики в ходе Великой депрессии [30, 59, 78].

Советское же золото, вложенное в «невидимую империю» офшорного банкинга, работало исключительно против интересов не только Советского Союза, но и наследовавшей ему постсоветской России. Вероятно, в системном отношении это связано с тем, что Россия после горбачёвщины, в отличие от постреволюционного Советского Союза, оказалась не в состоянии обеспечить самостоятельное развитие и потому с исторической точки зрения осталась полностью бесперспективной как экономический партнер и заведомо безнадежной как партнер стратегический, прочно закрепившись в положении экономической и, соответственно, интеллектуальной колонии – сначала «совокупного Запада», а затем, под влиянием начатой тем политики уничтожения России, «совокупного Востока» и даже отчасти «глобального Юга».

Внешним и во многом сохраняющимся по сей день проявлением соучастия в проекте создания «невидимой Британской империи» стало патологическое англофильство советской элиты «эпохи застоя». Оно нашло свое яркое и весьма наглядное выражение как в высочайших культурных достижениях (Ливанов навсегда остался лучшим Шерлоком Холмсом в истории человечества, а другие персонажи английской литературы – от Гамлета и героев Бернса до Винни Пуха и Мэри Поппинс – стали неотъемлемой частью советского, а затем и российского коллективного сознания, причём советские переводы обычно были заметно лучше английских оригиналов), так и в совершенно иррациональной для внешнего наблюдателя беспомощности советского, а затем и российского руководства перед любой агрессией, исходящей из Лондона, – начиная с первой чеченской войны и заканчивая «отравлением» Скрипалей и мирными переговорами уже в ходе специальной военной операции (СВО) на Украине под эгидой Абрамовича.

Окончательную точку в первоначальной, британской версии проекта создания «теневой Британской империи» в виде общемировой системы офшорных банков, ознаменовавшую полное и беспрекословное принятие британским истеблишментом американского лидерства в рамках этой системы, поставило (уже в премьерство проамериканской провозвестницы либеральной «контрреволюции элит» Маргарет Тэтчер) убийство инициатора этого проекта – лорда Маунтбеттена – в 1979 году, непосредственными исполнителями которого, по официальной версии, выступили боевики ИРА [73] .