Уже в позднее кайзеровское время колониальный журнал с гневом констатировал «отсутствие расового инстинкта» у немецкой публики: гастролировавшие по Германии африканские музыканты из колоний вызывали такой интерес немок, что немецкие расисты, указывая им на британский образец, корили их тем, что они могут считать представителя иной расы, – «даже какого-нибудь бразильца», – интереснее земляка, а вот «англичанки, особенно из мещан», считают невыносимым позором, если их увидят с иностранцем [317].

Немецкие публицисты, на заре германских колониальных завоеваний требовавшие захвата колониальных пространств, вновь и вновь ссылались на пример Британской империи: там «браков между белыми англичанками и даже очень хорошими мужчинами другого цвета кожи до сих пор никогда не наблюдалось» [201]. «Колониальные пионеры» национал-социализма [80] неутомимо напоминали немецкому обществу: «Мы не хотим смешения, и это совпадает… с убеждением… всех британских колониальных политиков, мнением большей части британского народа» [253].

Вслед за англичанами Гитлер истово верил в то, что именно глубокое органическое, инстинктивное неприятие lesserbreeds (непереводимый английский термин, означающий «низкое в силу цвета своей кожи отродье») обеспечило расово чистой британской Северной Америке качественное превосходство над расово смешанной Латинской Америкой. («Расово чистый германец американского континента» будет его властелином, пока не «падет жертвой кровосмешения», – возглашал Гитлер в Mein Kampf, практически дословно воспроизводя в 1924 году выразившего квинтэссенцию британского колониализма [196] Дизраэли)

Английский расизм оказался поразительно устойчивым: ещё и в 1982 году сознание собственного расового превосходства считалось целесообразным для Англии и сулящим ей успех – при этом англичане в массе своей в принципе не демонстрировали способности задаваться вопросом об обоснованности этих своих притязаний [255]. В 1986-м Imperialism and Popular Culture констатировал, что «согласно достоверным источникам, население Британии в целом придерживалось и придерживается до сих пор расистских убеждений» [80]. А 25 августа 1994 года заголовок немецкой Stuttgarter Nachrichten, – возможно, что и с завистью – гласил: «В Англии расизм вездесущ».

Современные англичане (как и в целом европейцы) с искренней гордостью заявляют о полном и окончательном излечении от язвы расизма, приводя в пример целую плеяду своих нынешних политических руководителей – потомков колонизированных народов, включая премьера Соединенного Королевства пенджабца Риши Сунака и премьера Шотландии пакистанца Хамзу Юсафа. (При этом почему-то принято последовательно умалчивать о еврее Дизраэли, которому его происхождение нисколько не помешало стать политическим и, что представляется значительно более важным, идеологическим лидером британского не только империализма, но и расизма.)

Действительно, их выдвижение (пусть и без победы на выборах, пусть и для возложения на них ответственности за объективное ухудшение условий жизни основной массы жителей Соединенного Королевства и, в частности, Шотландии), даже будучи частью либерального проекта разрушения народов и государств (в том числе при помощи смены этноконфессиональной структуры стран Запада), производит убедительное впечатление освобождения от скверны расизма и колониализма как минимум политической элиты и значительной части общества.

Однако на деле это всего лишь проявление смены механизма внутренней стабилизации общества: расизм не преодолен, а всего лишь уступил место либерализму (см. параграф 9.3), который, в свою очередь, демонстрирует постоянную готовность привлечь в качестве инструмента решения своих локальных задач самый оголтелый нацизм (лишь одним, пусть и чувствительным для нас, проявлением такой готовности представляется создание и поддержка либералами феномена «жидобандеровцев» (по их самоназванию) на Украине и участие в русофобии огромного числа последовательно либеральных евреев, невероятно счастливых и преисполненных самого искреннего энтузиазма от того, что в этот раз подлежащими уничтожению «унтерменшами» западные хозяева назначили не их, а спасших их предков от фашизма русских [128] ).

Гордость англичан достигнутыми успехами веками не оставляла им места для малейших сомнений в своём всеобъемлющем расовом превосходстве. Лишь спустя значительное время после разрушения Британской империи английские ученые оказались в состоянии усомниться в идее богоизбранности одних лишь только англичан (стоит отметить, что у неё было время для укоренения, так как она доминировала в общественном сознании четыреста лет – с 1560-х годов), – причем исключительно на том поразительном основании, что «избрание… не принимает в расчет [государственные] границы» [130].