Шрифт:
Бородач скрестил руки на груди, глядя на неё сверху вниз.
— Думаешь, хорошо их знаешь? — угрюмо спросил он. — Вы вот, должно быть, ещё не слышали, а на семейной улице убили двоих, женщину и мужчину. Тот, с которым она прежде жила, угодил на Свалку, а сейчас вернулся. Видно, не рад был тому, что нашёл. А сколько ещё таких семей в Раздолье, что дальше?
— Кого убили? — нахмурила брови Кори.
Она всё так же сидела, обхватив колени руками, и эта поза не вязалась с напряжённым тоном.
— Магда, Рик, знаешь таких? В садах работали, он на поливе, она кашеварила. Не только для садов, она и к источнику обеды возила. Ты, Отто, мог её видеть.
Гундольф припомнил угрюмую женщину с тележкой, которую встречал однажды. Он тогда и лица не разглядел, так устал. То был его первый день в Раздолье.
— Тот, с кем она прежде жила, тоже в садах трудился. Дурная с ним история вышла — траву косил, машина прямо в руках сломалась, лицо изрезало, грудь. Самое страшное, руку потерял.
Симен пояснял, видно, больше для Гундольфа. Говорил, обернувшись к нему.
— И что скверно, Бруно жаловался, что механизм барахлит. Просил, чтобы починили или дали косу, а ему отказывали. Вручную, мол, долго возиться, с заводной машиной больше дел успеет. Мастера, опять же, обещали прислать, когда с травой закончит. Тянули, ну и дотянули. А куда ему было деваться, бедняге? Все мы делаем, что скажут.
Сжав губы, Симен покачал головой.
— Жаль его, конечно, но и оправдывать Бруно я не собираюсь. Магда-то в чём виновата? Я вот, как узнал — люди бежали мимо, галдели, спросил — оставил работу и сюда. Те к госпоже Первой во дворец, чтобы рассудила, а я думал ребят собрать, но услышал, ты тут. Ты, пожалуй, в этом деле полезнее будешь. Мне бы с этими...
Он замялся, опять поднял руку, согнул пальцы.
— Ну, ты понял. С ними бы потолковать, да так, чтобы ссоры не вышло. Нашим тут я ещё ничего не сказал. Так знаешь ты, где найти, ну... этих, которые...
— Да скажи прямо — обрубков, уродов, — подала голос Кори. — Отбросов. Что, слово на язык не идёт?
Но бородач внезапно рассердился. Рукой взмахнул, повернулся резко, задев локтем зазвеневшее стекло.
— Не смей их так называть, слышишь, ты? Сопляк, ты даже не понимаешь, каково это! Они... не заслуживают они таких слов — а других у нас для них и нет.
— Угу, — кивнула Кори, не размыкая губ. И добавила:
— Посмотрим, что ты запоёшь, когда приглядишься ближе. Так кто, говоришь, у тебя угодил на Свалку?
— Я ничего тебе не говорил, — мрачно ответил Симен. — Просто хочу, чтобы больше никто не пострадал. Так где их найти, знаете?
— Вечером условились в доме одном встретиться, — ответил Гундольф. — Загляну к своим, а потом туда. Хочешь, с нами иди — не знаю только, будет кто тебя слушать или нет.
— Пойду, — кивнул бородач. — Хоть попробую. Идём, чего сидеть?
Они спустились вдвоём, прихватив пустые вёдра — Кори попросила ненадолго оставить её одну. Внизу за столом скулил Бамбер, прижимая к глазу мокрую тряпицу. Подле стояли трое, слушали жалобы учётчика, но по лицам не сказать, чтоб очень уж сочувствовали.
— Вот, поглядите, — вытянул Бамбер толстый палец. — Идут, голубчики. Работу бросили, у источника никого! Вы думаете, с рук сойдёт? Всё доложу госпоже!
— У Раздолья теперь есть беды страшнее, чем источник, — прервал его Гундольф. — Тащи припасы, да побольше.
— Припасы! — взвизгнул толстяк, роняя руку с тряпкой на стол. Под глазом наливался уже синяк. — Кому это — припасы? Руки распускают, воду переводят без счёта, на работу плюют, а я им ещё должен?..
— Да откуда припасы-то? — обратился один из тех, что стояли у стола, к своему соседу. — Ужин ведь был, кто не успел, тот не успел.
Он говорил вполголоса, но с явным умыслом, чтобы слышно было и Гундольфу.
— А вот оттуда, — указал Гундольф на каморку. — Это у вас на столе, может, недостаёт рыбы и сыра, а там всё есть.
— Да что ты врёшь, что врёшь! — завопил учётчик, подскакивая. — А вы что уши развесили, олухи? Дела нет, что ли?
— Так Зелёный день, — развёл руками один из работяг.
— Так бегите к источнику! Не слышали разве, без присмотра остался! Зелёный день у них, отговорки вечно. Проваливайте, ну, живо!
И всё-таки ему пришлось отпирать каморку под чужими взглядами и совать припасы в мешок, торопясь и роняя. Яблоки весело заскакали по полу, раскатились по углам. Одно гулко стукнуло о бочку, полную воды — здесь всегда хранился запас. Гундольф стиснул зубы, опять припомнив, как в первые дни ему совали остатки из общего бака, ржавую муть.