— Тебе повезло, что у меня нет веревки, — рычу ей на ухо. — А то бы я уже связал тебя по рукам и ногам, а твою киску выставил напоказ. Я бы сидел между твоих ног и часами пробовал эту сладость. Ты бы дрожала…

Я вгоняю себя в неё, работая над ее клитором.

— Умоляю…

Я усиливаю давление на ее горле.

— Умоляю…

Элоди цепляется за мое предплечье, держится за него изо всех сил, но не пытается отдернуть руку. Она отпускает меня, наваливаясь всем весом, прижимаясь спиной к моей груди, позволяя мне держать ее, пока я насаживаю ее на свой член.

Снова.

Снова.

Снова.

Элоди кончает, дергаясь в моих руках, ее тело обмякает, и я держу ее, двигая бедрами вперед, вгоняя себя в нее, пока она кричит и содрогается. Я намерен наблюдать за тем, как моя сперма стекает по ее заднице и внутренней поверхности бедер, но когда наступает момент, я не могу заставить себя вырваться. Она слишком охуенно хороша, и это кажется правильным. Мои яйца напрягаются, тяжелеют, член пульсирует внутри нее, когда я опустошаюсь, молниеносная буря удовольствия лишает меня чувств…

Святые угодники… что… за… хрень?

Кончать с Эль — это ни с чем не сравнимо.

Некоторые мужчины зависимы от кокаина. Другие — от героина или выпивки. Многие люди зависимы от секса, но это совсем другое. Секс с этой девушкой — это схождение звезд. Это идеальная песня, прекрасный летний день, лучший стейк, который вы когда-либо пробовали, и рождественское утро, когда вы были ребенком, и все хорошее, и все удивительное собранное в один ослепительно прекрасный момент, который я даже не в состоянии описать.

Это все самое лучшее из возможного, и когда все заканчивается, я обнаруживаю, что держу в объятиях самую прекрасную девушку в мире.

Это не передать словами.

ГЛАВА 13

ДЭШ

— Эй, придурок. Ты пускаешь слюни на диван.

Я резко просыпаюсь.

Майкл нависает надо мной, как неряшливый страж. Под его глазами залегли тени, нижняя губа рассечена. Самое тревожное, что спереди на его рубашке виден кровавый след, а красивый костюм от «Тома Форда» заметно помят.

— Что с тобой случилось? — Я стону, пытаясь принять вертикальное положение; мне это удается с третьей попытки, и я морщусь, когда понимаю, что теперь у меня болит шея, а плечо просто убивает меня. Не зря я не сплю на диванах, даже если они такие красивые, удобные и дорогие, как этот.

— Тихуана. — Это все, что говорит Майкл, разворачиваясь и направляясь в сторону кухни. — Я надеялся, что ты уже приготовил кофе, — ворчит он.

Я поднимаюсь и иду за ним.

— А я надеялся, что ты придешь домой в разумное время, и я смогу вернуться к своей девочке.

— Мне не нравится, что ты так ее называешь. — Майкл бросает пакет с молотым кофе на кухонную стойку, затем трет лоб, морщась от того, что выглядит как внушительное похмелье.

Я начинаю рыться в кухонных шкафах в поисках кружек, целенаправленно хлопая дверцами в процессе.

— Как бы ты предпочел, чтобы я ее называл?

— Ради всего святого, пожалуйста, прекрати это делать.

— Что делать?

ХЛОП.

— Это.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. Моя спина меня убивает. Из чего, блядь, сделан этот диван? Из бетона?

Он мрачно смотрит на меня.

— В этой очень большой квартире четыре спальни. Мог бы спать в любой из них. Необязательно было спать на диване.

— Черта с два. Я не знаю, чьи телесные жидкости на тех простынях.

— Прошло много времени, с тех пор как здесь происходило что-либо скандальное, но можешь быть уверен, что на диване, на котором ты спал лицом вниз, гораздо больше ДНК. Можешь идти, Ловетт. Я отправил сообщение маме Кольта две секунды назад. Она приедет за ним, так что ты нам больше не нужен.

— О, я с радостью уйду, не волнуйся. Но сначала мы с тобой побеседуем.

— Я действительно не в настроении жевать сопли… Эй!

Я хватаю его за лацканы пиджака и прижимаю к стойке. Никогда не забуду выражение его лица — шок, смешанный с тошнотой и огромной дозой ярости. Майкл отбрасывает мои руки, взбешенный, готовый наброситься на меня, но я снова хватаю его, подходя ближе.

— Я знаю, что она тебе небезразлична. Что ты любишь ее и хочешь защитить. Знаю, что я слишком молод, к тому же англичанин, что у меня была очень привилегированная жизнь, но не питай иллюзий, Майкл. Я не бесхребетный, высокомерный, маленький слабак. Я не гребаная груша для битья, которую можно унижать и издеваться, чтобы заставить меня почувствовать себя ничтожеством. Я никуда не уйду. Кэрри для меня дороже, чем моя собственная гребаная жизнь. Я люблю ее так сильно, что это на самом деле немного сводит меня с ума, и поэтому собираюсь сделать кое-что, что, как я знаю, будет действительно чертовски глупо с моей стороны — я собираюсь пригрозить тебе. Если ты снова будешь играть со мной в гребаные игры, или попытаешься выставить меня идиотом, или встанешь между мной и Кэрри, или хоть как-то подорвешь мой авторитет перед ней, я, блядь, тебя покалечу. Ты понял?