Роман тем временем вспомнил, что он дзюдоист, и скрутил Вика хитрым захватом.

Это стало началом конца, потому что кто-то на берегу заорал:

— Эй, там нашего бьют! — и к мосту побежала целая ватага футболистов, и, что характерно, все тринадцатилетки неслись в первых рядах с совершенно дикими лицами. Там без слов было понятно — они жаждут дзюдоистской крови.

— Лана, брысь с моста! — только и успел крикнуть мне Вик.

Через час мы все сидели в медицинском пункте, пока рядом кружила единственная медсестра. Впрочем, вскоре на подмогу ей подтянули работников кухни, да и тренера не остались в стороне. Впервые за все время в лагере я увидела, как добродушный усач Борисыч орет, совершенно не стесняясь в выражениях. Правда, иногда его взгляд падал на меня, и он осекался, но потом злость опять брала верх.

— Ладно сами дебилы, но вы же девчонку покалечили! — раз эдак в двадцатый повторял он, имея ввиду меня, разумеется. Потому что с моста я никуда не ушла, а попыталась остановить ватагу бегущих на мост футболистов. Но за ними бежали еще дзюдоисты, за которыми следовали футболисты постарше, а мостик оказался не настолько вместительным. В таком замесе я получила и по носу, и по ноге, и еще, кажется, в глаз. Я пока не видела себя в зеркало, но чувствовала, как веко наливается кровью и опухает самым предательским образом. Судя по гневу Борисыча, это все происходило в реальном времени, потому что одного взгляда на меня ему хватало, чтобы начать по новой одну и ту же речь про пострадавшую девчонку. И каждый раз он только повышал громкость.

Хотя не так уж я и пострадала. Что за глупости? Подбитый глаз даже не близок к сорванным мозолям или травмированной коленке, с которой все равно выползаешь выступать на соревнованиях. Глаз этот уже завтра будет в порядке, может, только синяк останется. Я же спортсменка, у меня и отношение к травмам соответствующее, а не такое, чтобы упасть в обморок, уколов палец.

Но меня, разумеется, никто не слушал. Еще на мостике Вик каким-то образом смог отделаться от Романа и выкинул меня в озеро, между прочим, самым жестким образом. Затем нырнул сам и помог мне добраться до берега, как будто я сама была не в состоянии плыть. Спасибо, хоть до медпункта на руках не понес. Точнее, он пытался, но я так на него зыркнула, что он поспешил убрать свои ручонки подальше.

Тогда он посмел на меня наорать! Мол, ты с ума сошла?! Разве не видела, что творится, не понимала, как это опасно? Это же неадекватная толпа тринадцатилетних дебилов! Вообще у тебя чувства самосохранения нет?

И добил самым ужасным: ты же девочка, Лана!

А я такое жуть как не люблю.

Тем более, я пыталась предотвратить то, что в итоге все равно произошло: месиво на мостике. Пока Вик «спасал» меня, остальные полезли в кулачный бой друг на друга. Я все пропустила. Потому что на тот момент уже барахталась в озере, но сейчас, в медпункте, жесткость драки читалась на юных лицах пострадавших. Из города даже скорую вызвали, потому что дракой все не обошлось: кто-то таки свалился с моста, не умея плавать. А там в некоторых местах довольно глубоко. Всех быстро вытащили, конечно, но все равно случай такой себе.

Из девчонок ко мне рвалась Лерка, но всех, кто в драке не участвовал или смог уцелеть, выставили за пределы медпункта, а потом и вовсе разогнали по домикам. В общем, кто без пропуска в виде разбитого носа, тот в полном пролете.

— Ой, милая, а я тебя и не заметила в этом мужском царстве! — это медсестра подошла оценить степень моих повреждений. — Как же тебя угораздило? — и, конечно же, не могла не обратиться к парням: — Вы совсем, что ли? Девчонку-то за что?

Ответом ей была пристыженная тишина — Борисыч давно всех угомонил.

— Очень больно? — спросила она.

— Нет.

— Ух, какая суровая!

Она решила, что мне тоже тринадцать и со мной можно сюсюкать?

Борисыч наконец убавил громкость, оттого мы все прекрасно услышали, как орет тренер дзюдоистов за стеной. Его пострадавшие получали в другой комнате, видимо, во избежание новой волны столкновений.

— Идиоты, какие же вы идиоты, — уже тише добавил Борисыч и обратился к медсестре: — Так, всех подлатать. Самых битых оставить здесь на ночь для наблюдения. Самых здоровых — ко мне на допрос. Узнаем, с чего все началось, — и теперь он смотрел исключительно на меня, явно узрев на моем лице печать вины.

Хотя я вообще каким боком? Ныряла себе, отлично время проводила… опять ведь сейчас начнется: ты же девочка, это все из-за девочки… а ничего, что парни сами решения принимают? Я вообще никого из них на мостик не заманивала, оба прибежали и зачем-то драку затеяли. Сами! Потому что дураки и им некуда выплеснуть энергию. Вик, вон, вообще утренней тренировки лишился, само собой, он полон сил. Так что тут надо еще подумать, кто в драке-то по-настоящему виноват. Может, Борисычу стоит в зеркало посмотреть.

— Дайте я, — влез Вик, когда медсестра подошла ко мне с антисептиком.

Она одарила его лукавым взглядом:

— Справишься?

— Да.

— Ну хорошо, занимайтесь. Только девчонку мне не калечить еще больше, понял? Шкуру спущу.

Вик встал передо мной, пока я сидела на кушетке, свесив вниз ноги. Собой он практически закрыл меня ото всех, и как-то сразу стало не до соседей по больничной палате. Мы словно вдвоем остались, но может, так просто действовала тишина.

Его подбитый в драке нос выглядел абсолютно целым, а после купания в озере и следы крови смылись. Он вообще не походил на участника массовой драки. На его лоб падала темная челка, он смотрел на меня тяжело, словно сам подбил мне глаз, а теперь созерцал дело рук своих. Шумно сглотнув, он осторожно тронул ватным диском мою бровь. Касание длилось мгновение, а может, и того меньше.