Не может же она на самом деле бросить Линуса на меня! Бросить своего сына... Но меня ведь бросила, так почему бы ей не сделать того же и с мальчиком, пытаюсь усмирить свое дважды разбитое сердце рациональным негодованием. Не следовало мне, верно, прощать ее — таких, как она, не прощают!

— Ты сможешь посидеть в доме один? — обращаюсь я к мальчику, опуская его рюкзак на диван в гостиной. — Дело в том, что я должна работать...

Я ничего о нем не знаю! Что я стану делать с ребенком на руках? Как мне быть? В душе такая непогода из ледяного ветра, колючего, пронизывающего до костей дождя и слепящей ярости зимней вьюги, что я практически не осознаю, что делаю — все как в тумане.

— Я могу посмотреть мультики, — невозмутимо кивает мне Линус, и я понимаю, что для него оставаться одному — это норма. Он к этому привык...

— Хорошо. — И тут же спохватываюсь: — Ты есть хочешь?

— Нет, мама купила мне большой кусок пиццы, — отвечает ребенок, расстегивая боковую молнию на рюкзаке и вынимая блокнот с карандашами. — Хочешь посмотреть, как я нарисовал дракона? У него большие когти и он пускает огонь из пасти. Я очень старался...

Он раскрывает блокнот и демонстрирует мне нечто отдаленно похожее на огромного ящера, и я расхваливаю его работу, мысленно подсчитывая, как долго я уже отсутствую на рабочем месте... Фрау Мюллер точно ушла — мне пора спешить.

— Линус, мне пора. Я загляну к тебе через час, хорошо? — Тот кивает и захлопывает альбом. Мне вдруг начинает казаться, что я его обидела, хотя, уверена, это просто разыгравшееся воображение — подспудное чувство вины. Выхожу за дверь и тысячи разнообразных картин — одна ужаснее другой! — начинают прокручиваться в моей голове: вот Линус засунул палец в розетку и его убило током, вот он вывалился из окна и сломал себе шею, вот он дотянулся до ножа и...

— Так, бери с собой свои рисунки и пойдем со мной! — говорю я ему, распахивая входную дверь.

Он молча подхватывает свой блокнот и карандаши, и мы месте выходим из моей... из нашей теперь уже общей квартиры.

Фрау Штайн смотрит на мальчика большими удивленными глазами: «кто это?» так и вопрошают они.

— Мой брат, — отвечаю я ей. — Он поживет со мной какое-то время. Вы не против, если он тихонечко посидит в уголочке? Он просто будет рисовать.

Старушка ударяет по одеялу один раз. «Да, я не против». Чудесно!

В комнате один-единственный стол, тот самый, на котором разложены мои принадлежности для шитья, и я сдвигаю их в сторону, чтобы освободить мальчику место для творчества. Он садится, раскрывает блокнот и начинает рисовать, то и дело поглядывая в сторону молчаливой фигуры в кровати... Молчаливая фигура тоже не отводит от него своих проницательных глаз.

Так они и «играют» в гляделки ближайшие полчаса, пока я не выхожу из комнаты, чтобы заняться обедом для своей подопечной...

От чистки моркови меня отрывает чей-то веселый, заливистый смех... Прислушиваюсь.

— Еще раз! — слышу я голос Линуса. И — бац! — что-то ударяется о стену комнаты. Что происходит?

Спешу назад по коридору и снова захлебывающийся голосок мальчика:

— А еще раз можешь?

Открываю дверь и едва не получаю детским мячиком по голове: тот отскакивает от косяка и катится под кровать. Линус бросается доставать его...

— Что вы тут устроили? — строго осведомляюсь я.

И мальчик, высунув из-под кровати свою черноволосую макушку, радостно сообщает:

— Мы с бабулей играем в мячик. Она обыграла меня на два очка!

Я бросаю в сторону частично парализованной фрау Штайн удивленно-недоверчивый взгляд, и та отвечает мне до странности невозможной — довольной? — полуулыбкой.

Глава 9

Линуса я увожу прежде возвращения Патрика с работы, и потому тот остается в неведении относительно нового жильца, заселившегося в его бывшую квартиру... Правда, неведение это длится недолго: ровно до восемнадцати нуль-нуль, когда он звонит в нашу дверь, и мы с Линусом взволнованно переглядываемся... Признаюсь честно: моей первой мыслью была мысль о маме, вернувшейся забрать Линуса обратно! И была ли эта мысль радостной или, наоборот, грустной, судить не берусь: просто не успела осмыслить, а Патрик уже нажимает на кнопку звонка во второй раз. Тот отзывается пронзительной и настойчивой трелью...

— Привет! — улыбаюсь я нашему гостю, не пуская его дальше порога. — Как дела?

Он глядит на меня с подозрением, словно я воришка-карманник, стащивший у него парочку центов.

— У тебя гости? — любопытствует он, а сам косится в сторону дороги: не стоит ли там Килианов мотоцикл. Не стоит — нечего и смотреть.

— Нет, никаких гостей, — отвечаю я. — Килиана здесь нет, можешь даже не высматривать. Соскучился?

Мой игривый тон Патрика не усмиряет, лишь заставляет его брови насупиться еще чуточку сильнее.

— Я слышал, ты с кем-то разговорила...

— Ничего подобного... — начинаю было я, но тут за моей спиной появляется Линус, и мне приходится прикусить язык.

— Ничего подобного, значит? — Патрик перестает хмуриться и глядит на меня с неприкрытым любопытством.

— Хорошо, проходи, — и я впускаю его в дом, понимая, что объясниться все равно надо было бы... рано или поздно. Пусть будет рано...

— Привет, парень! — Патрик протягивает мальчонке руку, и тот смущенно вкладывает в нее свою крохотную ладонь, смущенно прижимаясь к моим ногам. Непривычное чувство... почти приятное.