— Привет, — Килиан облачен в свою обычную мотоциклетную куртку, в руках — шлем, который он при виде меня вешает на руль байка и улыбается немного смущенной полуулыбкой.

— Привет. — Я не знаю, зачем он приехал, а потому не прибавляю больше ни слова — пусть выскажется первым.

— Я это... прости, что вчера так и не объявился...

— Ничего, я понимаю.

— Я это, — снова мнется было он, но потом вдруг вскидывает голову и говорит неожиданно твердым голосом: — Я знаю, кто отец твоего ребенка. Это ведь Патрик, не так ли? Заделал тебе ребеночка, а потом — в кусты... Только я не такой...

— Постой! — прерываю я поток его слов. — О чем ты вообще говоришь?! И при чем здесь Патрик? — я так ошеломлена, что с трудом соображаю. Неужели мое чувство к последнему настолько очевидно? Эта мысль почти сбивает меня с ног.

— Не оправдывай его! — гнет свое Килиан, не обращая на мои слова никакого внимания. — Если он отец твоего ребенка, так и скажи... Я пойму, обещаю тебе.

— Да я вообще не беременна! — признаюсь ему я. — Просто ляпнула, чтобы тебя отвадить... Не хотела, чтобы ты привязался еще сильнее, чтобы страдал... чтобы...

— Ты любишь его?

Теперь моя очередь смотреть пристально и говорить убедительно:

— Кто вообще дал тебе право задавать мне такие вопросы? Я знаю Патрика не больше месяца, о какой такой любви может идти речь... И ребенок... нет никакого ребенка. Я это просто выдумала, понимаешь ты это или нет?

Килиан смотрит мне прямо в глаза, и я вдруг начинаю догадываться, что он скорее всего не совсем трезв. Возможно, поддал для храбрости... И меня чуточку отпускает.

— Хочешь сказать, что просто так солгала мне о таком?

— Именно это я и хочу сказать. Ты пьян, скажи честно?

Но парень только качает головой и произносит свое:

— Я бы тебя с ребенком не бросил... мне даже все равно от кого он... Я просто хочу быть с тобой, вот и все.

— Килиан...

— Я просто хочу быть с тобой! — выкрикивает он громко, вспугнув воробьев на соседнем дереве. Те так и взметаются ввысь серо-говорливой стайкой...

И тут хлопает калитка позади меня: Патрик, должно быть, услышал крик Килиана и решил узнать, в чем у нас собственно дело. Я на секунду прикрываю глаза... и зря: этой секунды хватает, чтобы защитник мнимой попранной добродетели бросился к Патрику и заговорил, тыча в его грудь пальцем:

— Ты, лживый сукин сын, думаешь, можно заделать девушке ребенка, а потом смыться как ни в чем не бывало? Только знай, не все такие уроды, как ты. Мне плевать, от кого Ева беременна — я в любом случае готов позаботиться о ней и ее малыше.

Во время этой краткой тирады я имею возможность насладиться целым коктейлем эмоций, промелькнувших по лицу обвиняемого Килианом человека: сначала недоумение, потом догадка и внезапный испуг...

— Ты беременна? — обращается ко мне Патрик, игнорируя обвинения парня в свой адрес. Ему-то ли не знать, что они и выеденного яйца не стоят...

— Нет, — пожимаю в ответ плечами.

А Килиан уже снова неистовствует:

— Да она просто боится признаться. Весь город знает, какой ты чертов неудачник и как не сдержан бываешь, когда напьешься...

Желваки на лице Патрика приходят в движение, и я вижу, как в такт им, сжимаются и его кулаки... Вспоминаю апперкот, отправивший в нокаут Маттиаса Фишера.

— Не надо! — кидаюсь я было к Патрику, но Килиан опережает меня: вцепляется сопернику в отвороты его рубашки, а тот в свою очередь бьет его кулаком в скулу. Оба валятся на зеленую лужайку, пыхтя и отфыркиваясь, словно два индийских носорога... Я с ужасом смотрю на эту нелепейшую потасовку на ровном месте. Что мне делать? Разнять их? Но как?

И тут вижу заспанное личико моего брата, который как был, в своей умильной пижаме с огнедышащими дракончиками, стоит около калитки и смотрит на сцепившихся мужчин большими, удивленными глазами...

— Линус! — окликаю я мальчика, спеша в его сторону. — Ты уже проснулся...

— Мне приснился плохой сон, — отзывается тот, не отводя глаз теперь уже от занимательной пантомимы, в которую превратилась потасовка на лужайке: оба мужчины замерли и смотрят на нас с Линусом в молчании. Однако, если Патрик просто откинулся на траву, поглаживая ушибленный кулак, то Килиан... У Килиана просто глаза на лоб вылезли! В буквальном смысле. Я бы посмеялась над этим, не будь слишком расстроена для подобного...

— Идем в дом! — говорю я мальчику и увлекаю его за собой. На обеих мужчин я даже не оглядываюсь... — Что тебе приснилось? — интересуюсь я, подавая Линусу стакан с подогретым молоком.

Тот утирает белые молочные «усы» и говорит:

— Мама. Ей было больно...

О, я не знаю, что на это ответить... Такой ответ, признаться, просто дезориентирует меня!

— Э... уверена, с мамой все в порядке, Линус, тебе не надо волноваться за нее.

— Я и не волнуюсь, — отвечает он мне, — просто... скучаю. Когда она вернется?