— На фига ему твой чай? Вот… — потянулся за только что протёртым стаканом. — Коньячку ему дай. — Налил коньяк и пододвинул к Рязанцевой. — А, бери всю бутылку! Стакан тут не поможет. — Протянул бутылку.

— Серьёзно? Неужели в тебе проснулись человеческие чувства?

— Ой, — поморщился Волков, — бери, пока даю.

Лена взяла бутылку и стакан и пошла к Виталию.

— У меня ведь тоже жена пропала… Семь лет назад, — всхлипнул Волков. После этих слов рот бармена вытянулся синусоидой, а рука потянулась к новой бутылке.

— Тогда за счёт заведения…

— На третий день после свадьбы… — шмыгнул носом Волков.

— И что, так и не нашлась? — Бармен наклонился поближе.

— Неа, хотя… Как-то встретил её с генералом под ручку. Зараза! — Волков стукнул кулаком по стойке.

Глухой удар заставил сидевшую в углу женщину вздрогнуть и поднять голову.

— Беда, беда, — заунывно пропела женщина и приподнялась, зажимая в одной руке шерстяной платок, ладонь другой сморщив в кулачок. Сделав несколько шагов к двери, остановилась. — Бадук проснулся. Беда.

Лена, не выпуская из виду старуху, пододвинула стакан с коньяком к Виталию.

— Выпей, тебе нужны силы.

Старуха потрясла кулачком и снова двинулась к двери.

— Постойте, — Лена выскочила из-за стола и подошла к женщине. — Не уходите, поговорите со мной. — Она взяла её под локоть и потянула к свободному столику. Женщина подняла мутные глаза, кивнула, но с места не двинулась.

— Хорошо, можно здесь… Пожалуйста… Вы что-то знаете? Почему вы говорите — беда? Что вы знаете? Что?

— Тайна…

— Тайна? Что за тайна? Кто такой Ведук?

— Бадук, отец озёрных духов. — Старуха затрясла головой.

— Но что за тайна, расскажите, вы что-то видели? Вы что-то знаете?

— Тайна нужна. — Лицо старухи неожиданно просветлело, морщинки на лице разгладились, и Лена поняла, что это совсем ещё не старая женщина, скорей всего, ей нет и шестидесяти. Мутный взгляд стал ясным, а речь осмысленной. — Как свет маяка, как неясная цель, как то, что скрывается за горизонтом, к которому ведёт тропинка, выложенная жёлтым кирпичом. — Она вытянула руку и раскрыла кулачок. На расштрихованной линиями судьбы ладошке лежал пушистый комочек из шерстяных катышков. Женщина дунула, и шарик скатился с ладони.

— Шла бы ты домой, Ванда, поздно уже. — Совсем не зло, а даже с участием крикнул бармен, и женщина сразу скукожилась, как персиковая косточка, накинула платок и вышла, а Лена так и осталась стоять на пороге.

— Она что-то знает… — сказала задумчиво, разглядывая метнувшийся от дверей шерстяной шарик — всё, что осталось от странной женщины.

— Не слушайте её, она совсем из ума выжила после трагедии в апреле, а так-то она безобидная…

Дверь резко распахнулась, и в кафе влетел Вадим. Его заиндевевшее лицо было страшным.

— Всё! Нашли!

Енина Владиленовна Панамкина оторвала от бумаг смешное лицо.

— Так, давайте ещё раз подробно, желательно поминутно. — Маленькие круглые глазки в тёмных полукружиях век, длинный нос с округлённым в блямбу кончиком, узкая полоска губ и полное отсутствие подбородка. — Из пункта проката вы вышли в 16:00, так?

— Да.

— Дальше.

— Я сломала лыжу, то есть палку, то есть крепление.

— Хм, — Панамкина растянула линию рта в отрезок. — Зачем?

Лена на миг застыла, она была уверена, что знает все вопросы, которые ей зададут, но к такому оказалась не готова.

— Случайно сломать карбоновую палку и лыжное крепление сразу на старте, — это надо постараться.

— У меня получилось, — нервно ответила и прикусила губу. — Вы меня в чём-то подозреваете?

Панамкина не ответила, лишь приподняла полуседую бровь.

— Посмотрите камеры.

— Уже! — Панамкина опустила бровь. — Не надо учить меня работать. — Грузное тело откинулось на спинку кресла. — Что было после?

— Я вернулась в пункт проката, а Гуля… Гульшат… отправилась по маршруту «А».

— Вы были подругами?

— Подругами?.. Нет… Подругами не были, просто мы за одним столиком в столовой…

— Поэтому вы так легко отпустили Гульшат Котёночкину одну? — перебила Панамкина. — Как часто вы совершали подобные прогулки?

— Никогда, это было впервые, — промямлила Лена и разозлилась. Сколько раз она проводила допрос, и вот довелось самой прочувствовать, каково это — быть под подозрением. Да уж, мало приятного. — Они обычно с Виталиком… с мужем.