— Вы проверяли алиби? Зачем? — тут же влезла с вопросами Вик.

— Затем, что темный ритуал можно скрыть за щитами. Только, повторюсь, сильные эфирники, способные держать щит Фидеса, а это на тот момент были два профессора из университета, были на виду.

Грег заставил себя встать — еще, к сожалению, надо проверить несколько мест. От одной мысли, что надо лезть в раскаленный на солнце паромобиль, было дурно. Грег посмотрел на ограду парка — кто-то уже вернул на место упавший дуб, уже даже убрали примятую деревом секцию забора, так что можно выйти на Морской проспект напрямую… Он посмотрел на задумчиво рассматривающего его адера и предложил:

— Надо еще проверить эфир возле моего дома… Может… Пройдемся?

— Почему бы и нет, — согласился адер. — Тоже не хочется ехать в паромобиле. Только хватит ли у вас сил?

— Поверьте, хватит.

Одли направился к паромобилю:

— Я вас буду ждать у дома, чтобы отвезти в управление.

Грег лишь кивнул — говорить было трудно. Идти было еще тяжелее, но кроме него никто не сделает эту работу. Надо. Только бы адер молчал всю дорогу, давая возможность восстановиться. Только адер молчать не умел. Увы.

Когда шли по узкой дорожке между домов, Уве спросил:

— Что вы думаете о случившемся, нер Эш?

— А вы? — вопросом на вопрос ответил Грег. Его еще пошатывало, но слабость медленно уходила прочь. В паромобиле его бы просто спекло и отправило бы в неприятный, совсем ненужный обморок. Тут хоть ветер обвевал.

Адер, кажется, не нуждался в собеседнике. Он говорил, говорил и говорил. Грегу пришлось сосредотачиваться, чтобы понять его и его слова. Асфальт под ногами проминался. Жарило так, что воздух колыхался у дорожки, рождая странные тени.

— … Я… Много что думаю. В основном пустое. Разум кричит, что это все дело рук Хогга. Сердце соглашаться не хочет — я помню еще перепуганного мальчишку со стылым взглядом, который спросил меня: «В чем тут божий урок? Что сестра должна вынести для себя из случившегося? Почему божье испытание такое жестокое?» И не смотрите так, он спросил, конечно, не такими словами, но суть я передал точно. И я не знал, что ему ответить. Он сам что-то для себя решил.

Грег еле заставил себя спросить:

— И кто побеждает: разум или чувства?

— Чувства. Я даже согласен оказаться… Кем вы там назвали своих пилоток?

Грег сглотнул вязкую слюну — горло пересохло, словно не он недавно выпил почти бутылку колы, которая неторопливо, но верно прогоняла липкую слабость:

— Оболтусами.

— Я согласен быть оболтусом, который не защитил эфирные эталоны, чем признать, что Хогг — убийца. Мне жаль вас — вам придется действовать по логике.

Грег поправил его:

— Мне придется действовать по закону. И никак иначе.

К дереву перед домом они с адером шли все же зря — эфир не отозвался. Оставалось только сверить в управлении эфир Хогга с самим Хоггом, и забыть о сомнениях в этом деле навсегда.

Голова гудела ровно так, низко, не прекращаясь, как будто Грег засунул голову в колокол. Тело налилось тяжестью в отместку за «полет» над эфирной Аквилитой. Даже пальцами не было сил пошевелить. Поднять веки и открыть глаза — совсем невероятное усилие. В темноте приятнее и не так гулко. Все же надо признать — он сиятельный идиот, обнаруживший на свою голову пределы в своей магии и шагнувший за них. Даже океан в сердце не спасал — сейчас его рокот было не слышно за гулом в голове. Лиззи, наверное, волнуется.

Где-то далеко в кабинете раздались скрипы, тихие слова, шаги, щелчок откинутого барабана — Одли убирал не пригодившуюся серебряную пулю: Хогг при снятии магблокиратора для сверки эфира не стал буянить и магичить. Он вообще на диво тихо себя вел.

Надо собрать оставшиеся силы в кулак, надо сжать челюсти и все же открыть глаза, хотя бы потому, что Хогг весьма обеспокоенно спрашивал у Одли:

— Эй, Вин, он у вас вообще как? Живой? — Слышать жалость в голосе Хогга было неприятно. — А то еще и это повесят на меня. Смотри, как сбледнул с лица — как бы душу богам не отдал.

— Живой, — пробурчал Одли. — Для тебя, идиота старался, между прочим.

Хогг громко заявил о своей непричастности:

— Я его об этом не просил!

Грег попытался открыть глаза, но не вышло — не хватило сил. За веками как шутиха взорвалась, вызывая алую боль, пронзившую голову от глазниц до затылка. Он прикусил губу, во рту стало солено от крови, но не помогло. Даже военная выучка не спасла — Грег не сдержал стон боли.

Одли буркнул:

— Еще бы ты об этом просил…

Чья-то рука тяжело легла на лоб, делясь силами. Кажется, он все же потерял сознание, потому что следующее, что он услышал, это был стук двери. Что-то зашипело, застучала, прыгая по столешнице железная крышечка. Одли как-то неуверенно крякнул, подошел ближе… Грег все же заставил себя открыть глаза — быть облитым колой он не хотел.