Через два дня пути они вышли вместе на одной станции…

Я ехала в Ташкент за шубами, чтобы торговать ими у нас, где холодно. В дороге познакомилась с семейной парой. Было это в девяностых годах. Они мне рассказали такую историю. Жили в Киргизии, и жили очень хорошо. Отличный дом – полная чаша, дача, пасека в горах. Только за одно лето мёда сдали столько, что купили в семью два легковых автомобиля! Но пошла волна эмиграции – в городах русских в то время обижали. Например, мне мои знакомые рассказывали, что, живя в Бишкеке, они боялись выходить на улицу, боялись зажигать по вечерам свет – в окно могли выстрелить. Они уехали в Анапу.

А новые мои знакомые, попутчики, жили вдали от города, где их никто не обижал. Всё же решили: неизвестно, что будет дальше. Здесь хорошо, а на родине предков, в Воронежской области, им будет ещё лучше! Там и родной брат Николая жил… Посоветовались – надо ехать! Друзья-киргизы уговаривали: не уезжайте, чем здесь плохо? Никто вас обижать не собирается! Нет, распродали всё хозяйство, и уехали.

«Переезд подобен пожару», – говорит народная мудрость. Конечно, много они потеряли при распродаже, но на хороший дом на новом месте хватило. Люди приняли приветливо. Видя, что у переселенцев – ни ведра, ни тазика, натаскали своих для первого случая – из того, что самим не нужно. Николай, как все, устроился в полевую бригаду и начал добросовестно работать, как привык. Присмотрелось к нему начальство, видят – не пьёт, старается. И скоро сделали его бригадиром. А видя его честность, поручили и горюче-смазочные материалы распределять. Это уже было почётно – новичку, и такое доверие! В планах у Николая было и пасеку завести – привык к пчёлкам.

Стали жёны в деревне своих мужей упрекать, мол, видите, не пьёт мужик, работает, у начальства на хорошем счету – какую карьеру за короткий срок сделал! Стали мужики хмуриться… А тут с железнодорожной станции три контейнера с мебелью и вещами, наконец, доставили. Чего только нет! Сбежалась вся деревня помогать разгружать – а там гарнитур спальный, гарнитур гостиный, гарнитур кухонный, зеркала, хрусталь, ковры, люстры, даже пианино… В деревне такого сроду не видывали. Тут стали хмуриться и жёны:

– Куркули ещё те! А мы им свои тазики да кастрюльки поотдавали!

Шептались, завидовали, но в дом к новосёлам продолжали ходить, как на экскурсию. Стали новосёлы притчей во языцех… Ни о чём больше в деревне не разговаривали – только о них. Завидовали… И сказал брат брату, пряча глаза:

– Уезжали бы вы, Николай, подальше от греха…

Не поверил брат брату. Да и куда ехать – здесь уже дом куплен, скотина, скоро к городу обещают дорогу проложить… Заживут!.. А зря не поверил. Через неделю супруги поехали в соседнее село на свадьбу, а когда назад приехали – глазам не поверили – от всей усадьбы осталась куча обугленных брёвен. Животные сгорели прямо в сарае. Подпустили-таки завистливые соседи красного петуха!

– Вот, уезжали из Киргизии с тремя контейнерами, а возвращаемся назад с тремя чемоданами, – горько пошутил Николай.

На станции Чу мы попрощались. У них была пересадка, а я поехала дальше.

Работала на заводе с бывшим моим одноклассником Колей Лукьяновым. Я – слесарем в одном из цехов, он – мастером в соседнем. Нормальный мужчина, не красавец, но и не урод, хороший семьянин. С женой жил много лет, имел двоих уже взрослых детей… И попал ему бес в ребро, когда голова засеребрилась… Снесла ему любовь «крышу»! От «старой» жены ушёл к «молодой». Кто в глаза его осуждал, кто за глаза, а были, наверное, и такие, что завидовали… В то время ему было лет пятьдесят.

– Колька, ты что, с ума сошёл? Правду говорят, что ты ушёл от жены? – спросила я его при встрече.

– Правда! – ответил он. Влюбился я, Любка, ДО СМЕРТИ!

Молодуха скоро родила. А потом я потеряла Колю из вида, и много лет ничего о нём не знала. Не встречала и его сестру- двойняшку Веру, у которой могла бы узнать о нём. Прошлой весной в родительский день стою у входа на кладбище, жду знакомую. Людей мимо идёт много, а её нет. Вдруг вижу, вроде, знакомое лицо – какая-то бородатая старуха со стариком.

– Вера, это ты?.. – узнаю и не узнаю бывшую одноклассницу. Боже, до чего мы уже старые! Нет, не может быть, это не она!

– Ты, Люба? – всматривается и не узнаёт меня Вера.

– Да! Я! Как поживаешь? Это – муж или любовник? – киваю на её спутника. Тот стоит с палочкой, трясёт головой и ничего не слышит.

– Муж, какой уже любовник?..

Поговорили о том, о сём, школу вспомнили, учителей – всё как будто вчера было!

– А как Николай поживает? – спрашиваю.

– Какой – поживает! Вот к Николаю и идём! – отвечает Вера. – Здесь теперь он, недалеко…

Пошли вместе. Правда – Колька! Его фотография на памятнике! Эх, друг мой, Колька! Грустно. Много наших уже в земле… Вера устраивает в банке с водой живые цветы, а по всей могиле – проросшие луковые головки рассыпаны.

– А что это за лук тут навален? – спрашиваю.

– Да это вторая жена всё колдует! До смерти-то она его довела! Всё судилась с ним – за два года двадцать четыре судебных процесса! Вот сердце и не выдержало, умер. Так ей мало этого – ещё и после смерти не оставляет в покое! Это она уже в третий раз навалила лука. Мы боимся трогать, не знаем, как надо поступить. На тебе конфетку, помяни Колю! А мы пошли на материну могилку. И Вера с мужем ушли. Я положила конфету в рот и ещё постояла у могилы одноклассника, которого помнила ребёнком.