– На тебя может не хватить! – отрезала я. Но положила фасоли во вторую миску, добавила сверху варёного мяса, которое всё равно оставалось немного жёстким, и поставила перед Морейном.

– Спасибо! – он просиял, словно на столе была не варёная фасоль с недоваренным мясом, а обед из трёх блюд. Хотя если подумать, то блюд действительно три – бульон, мясо и фасоль.

И сосновый отвар. Прямо-таки королевский пир получается. Себе я готовила только одно блюдо.

Я отошла к плите и вылила в кружку остатки отвара. Пусть пьёт, мне не жалко, заварю ещё.

Обернувшись, я наткнулась на растерянное выражение лица. И взгляд у Морейна был такой жалкий, затравленный, как у обманутого в лучших чувствах. Наверное, я бы долго не смогла понять, что ему не нравится, если б он, с трудом прожевав и проглотив кусочек мяса, не возмутился:

– Это же есть невозможно! Кто тебя учил готовить?

Это стало последней каплей, упавшей в чашу моего терпения. Она переполнилась, и из неё хлынул настоящий поток, грозя утопить в себе забывшего о вежливости гостя.

– Знаешь что, меня никто не учил готовить. Потому что у меня была сначала кухарка, потом повар. И ещё прислуга, которая исполняла мои пожелания. Стирала мою одежду. Чистила снег перед домом. Я ничего этого не умела раньше, но учусь. Потому что мне пришлось. И если тебе что-то не нравится, дверь – там! – я указала пальцем направление.

Пусть это было совсем неаристократично. И ещё невежливо. Но он ведь первый начал.

Высказав всё, что накипело, я вздёрнула подбородок и ушла за печь. Забралась на свою лежанку, решив, что уже достаточно с ним возилась. Дальше пусть сам о себе заботится.

Мясо ему моё не нравится. Ишь ты, какой привередливый. Пусть тогда сам готовит.

Я перевернулась на спину, сложила руки на груди и уставилась в закопчённый потолок. Кухню наполнила давящая тишина. Только потрескивали угольки в печи.

А потом зашевелился, завздыхал Морейн. Мне было всё равно. Даже если он сейчас грохнется в обморок, не двинусь с места. Пусть на полу лежит. Может, когда заслонку буду закрывать, одеялом его накрою. На большее пусть не рассчитывает!

Потом я услышала, как зазвякала ложка. Меня затопило торжество. Значит, оценил мою еду! Не так уж она и плоха, если положить руку на сердце. А учитывая очень скромный опыт готовки, вообще восхитительна.

Я даже не пыталась прогнать улыбку с губ. Так и лежала, исполненная довольства. А потом услышала осторожные шаги. Морейн шёл обратно.

Я повернулась на бок, почти уткнувшись лицом в печную стенку, и натянула одеяло по самые уши. Сплю уже. Не беспокоить.

Вскоре за спиной завздыхали. Но это не произвело на меня ни малейшего впечатления. А может, сплю уже давно. И ваши вздохи, господин Морейн, меня не волнуют.

– Оливия, – позвал он негромко. – Оливия, – осторожно коснулся моего плеча.

Я с трудом сохраняла неподвижность, продолжая усиленно «спать».

– Оливия, прости меня, я дурак, – в этой простой фразе было столько смирения и признания своей вины, что я с трудом сдерживалась, чтобы не повернуться. Но тут Морейн продолжил: – И даже съел твою жуткую стряпню.

– Ложись спать,– процедила сквозь зубы, боясь шевельнуться. Потому что поняла очень отчётливо, если повернусь, то стукну его в лоб или зубы. В полутьме сложно угадать.

А больных и умирающих бить нельзя.

Наверное.

Он ещё повздыхал у меня за спиной некоторое время, а затем побрёл к своей лежанке (видимо, всё же усомнился в моей выдержке). Долго возился, устраивался и наконец затих.

Во мне ещё некоторое время бурлило раздражение. Ну каков нахал! Бедненький, соизволил доесть мою ужасную стряпню!

Но по-настоящему я не злилась. Ситуация, скорее, веселила. Да и страх перед незнакомцем окончательно испарился.

Мне даже приснилось, как я гоняюсь за Морейном по сугробам со сковородкой, а он с воплями от меня убегает.

Проснулась я в полной темноте и тишине. Осторожно, чтобы не шуметь, слезла с лежанки и отправилась закрывать заслонку. К моему удивлению, она оказалась задвинута.

Я некоторое время стояла у печи, размышляя, могла ли я сама это сделать и не заметить. Но потом поняла, это не я. Это Морейн начинает отрабатывать своё содержание.

Мысль вызвала у меня улыбку. Значит, не такой уж он и умирающий. Это радовало. Да и рвение это весьма похвально. Думаю, я сумею найти ему применение.

Глава 14