Я уже забыла о своих выводах насчёт Морейна. Всё затмил прежний ужас перед мужской властью надо мной и собственной беспомощностью.

Если Морейн задумал недоброе, кто ему помешает это осуществить?

В горле запульсировала венка. Ладони вспотели, но я даже не заметила, как вытерла их о штаны. По спине побежала стайка мурашек, холодя кожу. Я поёжилась, обхватив плечи руками.

Что мне теперь делать?

Выражение лица Морейна изменилось. В нём появилось что-то, похожее на смущение. Он даже приподнялся на локте и потянулся ко мне второй рукой, но тут же опомнился и сделал вид, что поправляет сползшее опять одеяло.

Вот только я не поверила. Незнакомцам нельзя доверять. Особенно – мужчинам.

Сначала в моей жизни появился опекун, которого я видела лишь в далёком детстве. Он устроил мой брак с Гилбертом, которого я впервые увидела лишь в день помолвки. А теперь на пороге моей усадьбы возник Морейн. Откуда он вообще мог появиться посреди заснеженной пустыни в своей тонкой городской одежде?

Я попятилась, не отрывая взгляда от мужчины.

Смущение на его лице сменилось сожалением. Морейн покачал головой.

– Вам не нужно бояться меня, госпожа, – произнёс он почтительным тоном. – Я не причиню вам зла.

Слова обнадёжили. И всё же этого было недостаточно.

– Я хочу, чтобы ты поклялся, что не причинишь мне зла! – потребовала я, радуясь, что голос хотя бы не дрожит.

– Клянусь! – пообещал он.

И сколько я ни вглядывалась в его лицо, не увидела там и тени злой насмешки. Кажется, Морейн и правда не хотел меня обидеть.

Дышать стало легче. Камень, сдавивший грудь, исчез. Теперь я и сама не понимала, чего так испугалась. Ну подумаешь, проговорилась. Ну узнал он, что я не простая крестьянка. Разве это имеет значение здесь и сейчас – в занесённой снегом пустой усадьбе, когда до весны ещё долгие месяцы?

– Так ты голоден, Морейн? – я решила отбросить условности. К чему уже выкать, после всего что произошло?

– Я с удовольствием поел бы, госпожа, – а мой постоялец говорил с осторожностью, подбирая слова. Как будто ему не понравился мой страх, и он желал избежать повторения.

«А может, третий незнакомец принесёт в мою жизнь удачу?» – подумала я и разрешила:

– Называй меня Оливия.

Я налила бульон в глиняную миску. Отыскала в ящике медную ложку. Она хоть и была меньше деревянной, зато с удобным зауженным краем, чтобы кормить больного.

Уже собралась отнести обед Морейну, как он сам вышел из-за печи. Босой и без рубашки, с перевязанными лоскутом моей сорочки рёбрами. Ноги шлёпали по деревянному полу, а ладонь вела по шершавому боку печки, отпускать которую Морейн не решался. Всё же он был ещё слаб.

– Ты зачем встал? – я старалась говорить строго, смущаясь его полураздетого вида. Хоть бы одеяло на плечи накинул, что ли.

– Устал лежать, – легкомысленно ответил он.

Если бы при этом Морейн не передвигался маленькими шажочками, выверяя каждый, я бы даже поверила. А так почему-то обиделась. Я тут старалась, бульончик ему варила, ложечку выбирала, чтобы с неё болезного кормить, а он… Добрался до стола и с явным облегчением опустился на лавку. Спиной упёрся в бревенчатую стену, обретя наконец устойчивое положение. И сразу же приободрился, поглядывая по сторонам и поводя носом.

– Ну тогда ешь сам, – интонация вышла не слишком гостеприимной.

Миску перед ним я тоже поставила резковато, ложка звякнула о край. Впрочем, Морейна смутило не это, а содержимое тарелки.

– А больше ничего нет? – поинтересовался он с такой интонацией, что мне захотелось надеть миску ему на голову. Мужчина не испытывал особой благодарности, что я прислуживаю ему. Напротив, воспринимал это как нечто совершенно естественное.

Это одновременно и злило, и при этом будило внутри меня какое-то новое ощущение, похожее на ответственность. Да, наверное, это потому, что я спасла Морейна и теперь за него отвечала.

– А чего ты ещё хочешь? – интонация, тем не менее, миролюбивой не получилась, что опять было проигнорировано.

– Ну… – протянул он, – чего-нибудь посущественнее. И ещё хлеба. Побольше.

Я растерялась. Посущественнее – это что?

– Ну… – ответила с его же интонацией, взглядом обегая плиту. – Есть мясо, – Морейн одобрительно закивал, – фасоль, – ещё кивок, – и сосновый отвар.

Выражение лица у него стало удивлённо-обиженным, будто я обидела его в лучших чувствах.

– И всё? – изумился он.

– А ты думал, у меня тут столичный повар готовит из королевских запасов?

Моё терпение заканчивалось. Морейн неимоверно раздражал. Прежде я не испытывала такого к другим мужчинам. Опекуна опасалась. Гиберта боялась и ненавидела.

Ну разве что в далёком детстве, когда играла с крестьянскими мальчишками. Мы все тогда были на равных. И я могла разбить нос любому, кто косо посмотрел на моё розовое девчачье платье. За что пользовалась уважением среди младшего населения Дубков.

– Извини, я не подумал, – прервал мои воспоминания полный сожаления голос. – У тебя, наверное, негусто с припасами?