Вчера вот даже время свободное осталось, чтобы погулять.

Воспоминания о вчерашней прогулке вихрем пронеслись в голове. Как я могла забыть, что притащила в дом незнакомого мужчину?!

Морейн по-прежнему лежал на спине и, кажется, спал. По крайней мере, его грудь под одеялом равномерно приподнималась при каждом вдохе.

С полминуты я смотрела на него, желая подловить на притворстве. Но, похоже, мужчина действительно спал.

И чего я так на него взъелась?

Попал человек в беду. Бывает. И тому, что не говорит о себе, наверняка есть логичное объяснение. Например, у него нет на это сил.

Я решила больше его не пытать. И не грозить выдворением за ограду. Пусть сначала поправится, потом решу, что с ним делать.

Я приступила к своим ежедневным делам. Растопила печь. Промыла замоченную со вчера фасоль и поставила её вариться. Набрала сосновых иголок и бросила во второй чугунок. Потом отправилась в дровяник.

Когда вернулась, заглянула к незнакомцу. Он приподнялся на локте и выглядывал из-за печи. Взгляд так быстро устремился ко мне, что стало понятно – ждал.

Я смутилась этой нетерпеливости и поспешила скрыться за печью, но меня остановил хрипловатый голос.

– Подожди… – попросил Морейн. – Подойди ко мне.

Замерев на мгновение, я всё же вернулась к нему.

– Мне… – казалось, что ему трудно подбирать слова. – Мне нужно на улицу…

Теперь уже смутился он. И добавил совсем тихо:

– Помоги встать.

Я чуть не стукнула себя по лбу. Ну конечно же, у его организма тоже есть потребности. А для этого нужно выйти во двор. Я-то с первых дней протоптала тропинку к небольшой деревянной будочке, стоявшей шагах в двадцати от флигелей. Но сможет ли Морейн туда дойти?

Я помогла ему подняться с постели, подставив плечо. Мужчина оперся на меня, и я, не сдержавшись, охнула, настолько тяжёлым он оказался. Шли мы медленно. Морейн с трудом переставлял ноги и пошатывался от слабости. Я в очередной раз отогнала мысль о заразной болезни. Всё равно уже поздно. Второй день таскаю его на себе. И целовала. И раздевала. И рану промывала.

Теперь остаётся только надеяться на лучшее.

У двери я прислонила его к стене и сняла с гвоздя свой тулуп.

– Надевай, там холодно.

Надевать мне тоже пришлось самой. Подопечный лишь послушно и старательно выполнял команды – медленно поворачивался, поднимал руки.

– Ты не подумай, я не болен, – озвучил он мои мысли тем же негромким хриплым голосом.

– А чего тогда на ногах не стоишь? – буркнула я, сердясь, что незнакомец так легко меня прочитал.

– Истощение, – пояснил он и очень тихо, на грани слышимости, добавил, – магическое.

Но я услышала.

– Магическое?! Так это не сказка?!

– Погоди, не тряси меня, а то упаду, – только тут я заметила, что и правда схватила его за полы тулупа и встряхиваю при каждом слове.

А нечего тут интригу разводить!

Но тулуп отпустила. Даже сделала шаг назад и уставилась на Морейна, скрестив руки на груди и всем своим видом показывая, что не сдвинусь с места, пока не услышу ответы.

Незнакомец вздохнул. Выражение его лица очень ясно говорило, что Морейн сожалеет о своей несдержанности. Но выбора у него не было.

– Ладно, – наконец проговорил он, – отведи, куда договаривались, и я всё тебе расскажу.

– А не обманешь? – а выражение моего лица должно было донести до одного малознакомого человека, что ему не очень-то доверяют.

Похоже, читать по лицам друг у друга мы уже научились. Это радовало.

– Обещаю, – выдохнул Морейн, но тут же мстительно добавил: – Если не поторопишься, можно будет и не выходить.

Я спохватилась, подставила ему плечо и распахнула дверь. Под накинутой на плечи шалью скользнуло холодком. Мороз крепчал. Надо будет на ночь побольше протопить.

С крыльца мы спускались долго. Каждая из двух ступенек сдавалась нам как бастион – ценой многих усилий. Морейн наваливался на меня чуть ли не всем своим весом. Казалось, что бессознательного его и то было легче тащить.

Добравшись до угла дома, я остановилась и прислонила его к стене.

– Всё, давай здесь, я отвернусь.

– Нет, – упрямо набычившись, он смотрел на будочку, – веди туда.

Ну ладно. Хозяин – барин, как говорила моя бабушка.

Эти двадцать шагов дались нам ещё тяжелее, чем спуск с крыльца.

Всю дорогу я выговаривала сама себе за то, что так и не расчистила тропинку. Мне-то бегать было удобно – знай себе прыгай в провалы от своих же следов. С тяжкой ношей на плече попрыгать уже не выходило.