— Слуга? Неужели ты не видишь, что это не мой Узикулуме. Это британский шпион.

— С чего ты взял?- удивляюсь я.

Кафр неожиданно вырывается из рук бура и бросается в мою сторону. Вцепляясь мне в колени, он, словно в лихорадке стучит зубами и только мог, что гортанно выкрикивать свое неизменное ' Baas ! Baas !'

Белки его глаз почти закатились. Зрелище неприятное и омерзительное. От тела кафра буквально разит чем-то кислым и острым — страхом, ужасом и болью.

Михель отрывает его от меня.

— Говори, alia Krachta [4], были у тебя какие бумаги или нет? — Бур ревёт раненым медведем и бьет, что есть силы, негра в живот.

От удара кафр только кряхтит сильнее прежнего и закатывает глаза.

— Михель! — матерюсь по-русски от души, — ты из него душу выбьешь, а ответа не добьешься! И вообще — что здесь происходит?

— Я этого мерзавца накрыл в краале [5], он там, похоже, на ночь решил устроиться. Ясен же пень, что британский лазутчик! Ни одного местного бюргера не смог назвать по имени. И ведь, ничего при нем, кроме этой палки!

Михель протягивает мне палку.

Посох — не посох. Верчу в руках.

Сук, довольно длинный, какого-то местного южноафриканского дерева. Древесина твердая, производит впечатление маслянистой.

Смотрю на кафра, который несколько притих, пользуясь случившейся в побоях паузой.

— Он точно британский шпион, Михель? Ты хоть обыскал его как следует?

— Обыскал. Ничего!

Бур с досадой сплевывает тягучей слюной на пыльную землю.

— Да что может быть хорошего от черномазых? Особенно, после того, как англичане стали обещать им деньги за любые сведения о наших укреплениях и частях.

Михель выхватывает у меня посох кафра и замахивается.

— Сознавайся, goddam [6]!

Палка с треском опускается на кучерявую башку кафра и вершина посоха разлетается на куски. На землю выпадает тщательно свернутая трубочкой бумажка.

Поднимаю, разворачиваю — вот же ж!.. На листке отчетливо вычерченный план бурских укреплений на ближайших холмах Энд-хилле и Лангер-хилле вплоть до отдельный орудий и препятствий из колючей проволоки.

Негр, словно загипнотизированный смотрит на бумажку в моей руке.

Михель вскидывает свою «магазинку». Капли дождя на темном металле ствола собираются в непонятный завораживающий узор. Черный зрачок винтовочного дула смотрит пойманному английскому шпиону прямо в лоб.

Лицо кафра из бурого становится почти белым, капли дождя, словно слезы, вымочили и избороздили своими дорожками все его лицо.

— Baas ! Baas !.. — изо рта кафра несутся даже не слова, а какое-то змеиное шипение.

Поднятые скрюченные пальцы, измазанные в дорожной грязи, корчатся в умоляющем жесте.

Сухо трещит выстрел.

Михель озабоченно дёргает затвор магазинки, выталкивая латунную, воняющую кислым сгоревшим пороховым дымком, гильзу.

Негр-шпион лежит пластом, пуля вошла ему прямо в бровь. Грязные бронзовые босые пятки в последних спазмах месят грязь. На затылке вместо кучерявых волос алеет алым пятном сгусток крови и мозга.

— Можно было его допросить, Михель! — сокрушённо говорю я.

— На кой черт, Ник? — Михель вешает винтовку на плечо, — Он все равно бы лепетал свое бесконечное ' Baas ' и не сказал бы ничего толком. Англичане убили моего отца, обоих братьев… А я должен церемониться с этой черномазой мерзостью, подкупленной их золотом? Теперь, когда наша Претория пала, вся эта шваль разом превратилось в дармовых шпионов англичан. Искусных и преданных своим новым хозяевам. Ты знаешь, что их мелкие шайки, пользуясь тем, что мы, мужчины, на войне, наводят настоящий террор на наших женщинах на фермах, оставшихся без защиты?

Рядом с нами осаживает лошадку посыльный из штаба нашего Русского отряда.

— Ван Саакс, Гордеев! Капитан Ганецкий вызывает вас в штаб!..

— … Коленька, Коленька!.. — голос Сони и ее руки вырывают меня из цепкого африканского сна.

С громким вздохом втягиваю в себя воздух. Озабоченное лицо Сони прямо передо мной.

— Я вошла, а ты не дышишь. Я так испугалась за тебя…

— В-все в п-порядке, С-сонечка, милая. П-просто сон т-тяжелый…