— Б-было бы п-прекрасно, коли так.

Скоропадский смотрит мне прямо в глаза.

— Вам начальник штаба не нужен?

— М-мне все нужны, П-пал Петрович. Есть к-кандидатура на примете?

— Хочу предложить свою.

— А р-рука?

— Начштаба требуется голова, а вот без рук можно и обойтись. Тем более, что правая у меня на месте.

— Н-не хотите в отставку по увечью?

— Не хочу!

— Я только «з-за». А к-ка-ак начальство?

— Постараюсь уговорить.

Пожимаю ему руку.

Одноглазый Буденный, однорукий Скоропадский… и сам комэск един в двух лицах с прибабахом после двух контузий — какая-то инвалидная команда особого назначения, а не спецназ!

За ужином меня навещает Сонечка. Приятный десерт к безвкусной госпитальной стряпне. Да ещё чай сладкий, крепкий и с лимоном…

Убрав опустевшие судки с тумбочки, берегиня выкладывает на неё кювету со шприцом и безымянным стеклянным флакончиком.

— Это тебе на ночь, Коленька.

— Ч-что за с-снадобье?

— Обнорский сам составлял. Считает, что последствия твоей контузии от этого коктейля пройдут быстрее.

Вот только не хватало стать испытательным полигоном для фармакологических изысканий местного эскулапа.

— Т-ты хоть з-знаешь, что он т-туда намешал?

— Ничего опасного для твоего организма. Глицин, глутаминовая кислота…

— Ну, к-коли, р-раз н-ничего оп-пасного.

Поворачиваюсь на живот, ватка со спиртом чуть холодит кожу. Укола почти не чувствую, все-таки рука у Сони легкая.

— Завтра вечером готовься к приятному.

— Ч-что там ещё может б-быть приятнее т-твоих рук?

— Сюрприз.

Она целует меня в щеку. И я проваливаюсь в сон.

Мерно покачиваюсь в седле, рядом так же шагом, неторопливо едет Ван Саакс.

Ганецкий нас отправил разведать передовые позиции англичан в предместьях Спионскопа. Дорога вьётся вельдом вдоль небольшой речушки.

Меня давно мучает один вопрос — в его патронташе, что висит наискосок через грудь — всего три обоймы с полутора десятками патронов. А могла бы поместиться дюжина обойм на шесть десятков патронов общим счетом, как у меня.

— Михель, ты не стал пополнять свой патронташ? В комиссариате же раздавали вчера патроны.

— У меня был полный патронташ, когда я восемь месяцев назад приехал на войну. За это время я убил четыре десятка «хаки» [2]. Дай бог, подстрелить ещё десятка полтора! Если бы каждый из нас захотел убить только пятнадцать человек, то нам бы на всех не хватило англичан.

— А что для вас, буров, победа? Выгнать англичан со своей земли?

— Истребить всех до одного! Кто больше набил врагов, тот и победил.

Хм… Взгляд, хоть и варварский, но довольно верный.

— Не боишься промахиваться?

Михель хохочет.

— Ник, меня отец с детства учил беречь патроны. У тебя, когда первое ружье появилось?

— Ну… в юнкерском училище.

— А у меня в шесть лет, когда отец впервые взял меня на охоту на льва. Это был кавалерийский «маузер». Вот этот. — Михель похлопывает по прикладу, висящего у него за спиной карабина, — А в восемь он дал мне три патрона и опустил одного на охоту в буш. Надо вернуться с добычей, не промахнуться. Тогда винтовка становится твоей, ты можешь охотиться, когда и на кого хочешь, и в семье большой праздник.

— А если промахнулся?

— Тогда испытание повторяется на следующий год.

— И с какого раза ты его прошел?

— С первого. Подстрелил антилопу. Третьим патроном.

Михель смотрит на небо. Солнце катится к горизонту, бросая по саванне причудливые тени.

— Не успеваем до заката. Придется ехать ночью, — предлагаю напарнику.

— Не надо ночью. Плохая идея, — отвечает Михель, — Тут рядом деревня кафров. Там переночуем и подкрепимся.

Мы сворачиваем к реке. Ван Саакс пускает своего коня рысью, я пришпориваю своего скакуна. Дробно стучат копыта по прибитой поверхности широкой тропы.

Кафрская деревня открывается за зарослями древовидных акаций.

В беспорядке разбросанные среди деревьев искусно сплетенные из тонких стеблей тростника хижины, напоминающие опрокинутые кверху дном корзины.

Первым делом навстречу высыпает местная ребятня — шоколадно-бронзовая. Босоногая и голопузая.