У стойки теснятся офицеры, многие из них уже нетрезвы. Густой табачный дым сизыми слоями плавает в воздухе, в гомоне господ офицеров чувствуется какая-то скрытая агрессия.

Где-то здесь должна быть неприметная дверь, если судить по рассказу покойного вольноопределяющегося Канкрина, за которой и прячется Игнатьевский буфет.

— Г-господин по-поручик… — деликатно беру за локоть, молодого с франтоватыми усиками и блестящими от выпитого поручика, — не под-дскажете, к-как н-наайти з-заведение г-графа Иг-гнатьева?

Поручик резко разворачивается, явно, намереваясь высказать наглецу, отрывающему его от выпивки, всю бездну своего презрения. Но рот его тут же захлопывается, стоит ему сфокусировать взгляд на моих ротмистрских погонах.

— Виноват, господин ротмистр, — поручик подбирается, и пытается даже принять подобающее случаю выражение лица. — Вторая дверь.

Он указывает на неприметную дверь в задней стене буфета.

— П-премного б-благодарен, с-сударь. С к-кем имею ч-честь?

— Поручик Солоницын.

— Рот-тмистр Го-гордеев.

— Тот самый? — в глазах поручика восторг мешается с обожанием. — Господа, здесь ротмистр Гордеев, герой Лаояна.

Нетрезвые офицерские лица разом поворачиваются ко мне. От стойки ко мне с двумя рюмками в руке протискивается артиллерийский капитан.

— Господин ротмистр, для нас честь, выпить с вами.

— Н-не м-могу от-тказать, г-господа, но т-только од-дну рюм-мку. В-врачи зап-прещают ал-лкоголь. За н-нашу п-победу!

Опрокидываю в себя рюмку, чокнувшись предварительно с капитаном и остальными стоящими поблизости офицерами.

Дружный рев аккомпанементом. Из объятий еле удается вырваться, меня всерьез собираются качать.

И всё-таки я оказываюсь за дверью заведения Игнатьева. Вот где порядок и чистота. Выскобленные полы, белоснежные скатерти на столах, чистый, в отличии от буфета воздух, все, как рассказывал Канкрин, земля ему пухом.

В углу спиной к залу обедает какой-то интендантский капитан.

Соколово-Струнина еще нет.

Присаживаюсь за стол, выуживаю из кармашка кителя часы — минут пять до назначенного времени еще есть.

Подходит штаб-ротмистр с аккуратным пробором в темно-русых волосах и щегольскими усиками. Поверх офицерского мундира на нем белый передник.

Представляюсь:

— Рот-тмистр Г-гордеев… У м-меня че-через п-пять м-минут на-назначена з-здесь в-встреча с жу-журналистом С-соколово-С-струниным. Н-надеюсь, мы ник-кому не по-омешаем?

— Штабс-ротмистр Игнатьев, — кивает он. — Наслышан о вас господин ротмистр. Конечно, не помешаете. У нас сегодня не аншлаг, сами видите.

Игнатьев обводит жестом помещение. Интендантский капитан настолько поглощен приемом пищи, что даже не обращает на нас внимания.

— Что-то будете заказывать? — интересуется граф на правах радушного хозяина.

Задумываюсь. Должно быть у графа неплохой вкус. Тем более, что он и сам вполне сносный кулинар, как я слышал[1].

— На в-ваше у-усмотрение, ч-ч-что-нибудь д-достаточно лёгкое, н-нам п-предстоит довольно серьезная беседа, а н-не застолье.

— Домашний паштет на гренках и луковый суп в горшочках. Салат?

— П-пожалуй, эт-то лиш-шнее.

— Коньяк, водка? Хотя, к такому меню лучше вина. Белого или розового.

— В-вот уж алк-коголь т-точно лиш-шнее. Чаю будет в самый раз.

Открывается дверь, на пороге Соколово-Струнин собственной персоной. Сухо кивает мне, чуть более глубокий кивок достается Игнатьеву.

Смотрим друг на друга, делаю приглашающий жест.

— Як-ков С-семенович, прошу. Об-бязуюсь д-держать себ-бя в р-руках.

Журналист присаживается за стол. Сажусь и я.

Он внимательно смотрит на меня, ожидая продолжения. Что ж, грамотно. Такая позиция заставляет собеседника первым раскрыть свои карты.

— Як-ков С-семеныч, п-прошу п-принять мои из-звинения з-за ин-нцидент в г-госпитале. Э-т-то все к-контузия.

— Из того, что рассказал о вас господин Гиляровский, рисуется прямо героическая личность. Вызвали огонь на себя, чтобы остановить врага. Погибнуть самому, но уничтожить противника.

Киваю, но молчу. Надо дать визави выговориться.

А тут, кстати, помощник Игнатьева, расторопный малый в белом переднике поверх солдатской гимнастёрки и шаровар подает на стол паштет на гренках ржаного и ситного хлеба.